Книга Неприятности в клубе «Беллона», страница 41 – Дороти Ли Сэйерс

– Собственно говоря, да, только кричать об этом незачем. Дело строго конфиденциальное.

– Да, безусловно. Ну, так я вам скажу, что в подлинности этого клочка бумаги сомневаться не приходится, если вы об этом.

– Спасибо. Именно это я и хотел узнать. Полагаю, что о подлоге и речи не идет. Собственно говоря, вопрос стоит иначе: нельзя ли рассматривать эти черновые наброски как выражение его пожеланий. Не более того.

– О да, если исключить подлог, так я готов поручиться: человек, выписывавший чеки, набросал и эти заметки.

– Отлично. Значит, подтвержден и анализ отпечатков пальцев. Почему бы и не сказать тебе, Чарлз, – добавил его светлость после того, как Коллинз удалился, – дельце это становится чертовски интересным.

В этот момент зазвонил телефон. Паркер, выслушав сообщение, воскликнул: «Отлично поработали!» – и обернулся к Уимзи.

– А вот и он! Поймали-таки негодяя! Прости, убегаю. Между нами говоря, мы это дельце провернули весьма недурно. Возможно, что для меня это обернется повышением. Мы ведь ничего больше не можем для тебя сделать? Меня, видишь ли, ждут в Шеффилде. Увидимся завтра или через день.

Паркер подхватил пальто и цилиндр и исчез. Уимзи самостоятельно нашел выход, вернулся домой и долго сидел над фотографиями, сделанными Бантером в клубе «Беллона», напряженно размышляя.

Ровно в шесть его светлость явился в контору мистера Мерблза в Стейпл-Инн. Двое таксистов уже прибыли и, устроившись на краешке кресел, деликатно потягивали выдержанный херес за компанию с поверенным.

– Ага! – воскликнул мистер Мерблз. – Вот джентльмен, заинтересованный в нашем расследовании. Будьте так любезны, повторите ему все то, что уже рассказали мне. Я выяснил достаточно, чтобы убедиться: это те, кто нам нужен, – добавил мистер Мерблз, оборачиваясь к его светлости, – но лучше порасспросите-ка их сами. Этого джентльмена зовут Суэйн, сдается мне, его история идет первой.

– Что ж, сэр, – начал дородный мистер Суэйн, воплощающий в себе более консервативный тип таксиста, – вам, стало быть, занадобилось узнать, не подбирал ли кто старого жентльмена на Портмэн-сквер в канун Дня перемирия где-то после полудня. Ну так вот, сэр, я еду себе не спеша через площадь – в полпятого дело было, – и тут выходит из дому лакей – номер дома не вспомню, но стоял он на восточной стороне, может, ближе к середке, – и машет мне рукою: дескать, стой! Ну, я торможу, и тут спускается с крыльца совсем дряхлый жентльмен. Тщедушный такой, и закутан до ушей, а ноги тощие, что твои спички, по лицу судя, ему уж за сотню перевалило, и опирается на тросточку. Держится прямо, для такого-то старца, а ковыляет медленно, точно совсем обессилел. Небось старый военный, думаю, по разговору видать, если вы понимаете, о чем я. А лакей и говорит: вези к дому номер такой-то на Харлей-стрит.

– Вы номера не запомнили?

Суэйн назвал номер дома Пенберти.

– Ну, подъезжаю. Тут пассажир мой велел мне позвонить в дверь, а когда вышел на крыльцо какой-то юнец, так и спросить, не будет ли доктор так добр принять генерала Фентона, или Фентимора… что-то в этом роде, сэр.

– А не Фентиман, случайно?

– Ну да, очень может быть, что и Фентиман. Кажется, и впрямь так. Тут возвращается юнец и говорит: да, всенепременно, так что я помог старому жентльмену выбраться из машины. Слабенький такой был, в чем душа держалась, и с лица бледный, сэр, и дышал тяжело, а губы-то совсем синие. Этакий бедолага… и подумалось мне, прошу прощения, сэр, что на свете старик уж не жилец. Так вот, помог я ему подняться на крыльцо, а он расплатился за проезд и дал сверх того шиллинг на чай, и больше я его не видал.