Книга Неприятности в клубе «Беллона», страница 59 – Дороти Ли Сэйерс

– Боюсь, что не совсем вас понимаю.

– Ну, знаете, когда человек умирает, спустя несколько часов наступает трупное окоченение – причем срок зависит от причины смерти, от температуры помещения и от многих других факторов. Развивается оно обычно сверху вниз, начиная от жевательных мышц лица – и далее по всему телу. Трупное окоченение обычно сохраняется в течение двадцати четырех часов, а затем разрешается в том же порядке, в каком и развивалось. Но если на момент окоченения силой выломать один из суставов, снова он уже не застынет, а так и останется в подвешенном состоянии. Вот почему, когда в госпитале по недосмотру медсестер пациент умирает и застывает с поджатыми к животу ногами, на помощь призывается самый крупногабаритный и толстый служитель: он усаживается на колени к покойнику – и суставы ломаются.

Мистер Мерблз с отвращением передернулся.

– Так что, учитывая болтающийся коленный сустав и общее состояние тела, с самого начала было очевидно, что к покойнику кто-то приложил руку. Пенберти, разумеется, об этом тоже знал, но только, будучи доктором, предпочел по возможности не поднимать непристойного шума. Это, знаете ли, вредит практике.

– Пожалуй, что и так.

– Ну вот, а потом вы явились ко мне, сэр, и настояли на том, чтобы шум поднял я. А ведь я вас предупреждал: не будите лиха, пока оно тихо.

– Вам следовало быть со мною откровеннее.

– И тогда вы предпочли бы замять дело?

– Ну, право же! – пробормотал мистер Мерблз, протирая очки.

– Вот именно. Тогда я предпринял следующий шаг: попытался выяснить, что именно случилось с генералом в ночь десятого и утром одиннадцатого ноября. И едва я переступил порог квартиры, как тут же столкнулся с двумя абсолютно взаимоисключающими свидетельствами. Во-первых, история про Оливера, на первый взгляд вполне себе примечательная. И, во‐вторых, показания Вудворда касательно одежды.

– А что не так с одеждой?

– Если вы помните, я спросил дворецкого, не снималось ли чего с одежды после того, как он забрал верхнее платье из гардероба «Беллоны», а он заверил, что нет, ничего. Во всем остальном память его казалась вполне надежной, а в честности и прямоте Вудворда я ни минуты не сомневался. Так что я волей-неволей пришел к следующему выводу: где бы генерал ни провел ночь, можно сказать со всей определенностью, что на следующее утро на улицу он не выходил.

– Почему бы? – удивился мистер Мерблз. – Что такого вы рассчитывали обнаружить на одежде?

– Многоуважаемый сэр, вспомните, что это был за день! Одиннадцатое ноября. Возможно ли допустить, чтобы старик, прошествовав по улице сам по себе в День перемирия, дошел бы до клуба без фландрского мака?^[16]Представительный старик-патриот, воин старого закала? Просто в голове не укладывается!

– Но тогда где же он был? И как попал в клуб? Его ведь, знаете ли, именно там и обнаружили!

– Верно, обнаружили – в состоянии далеко зашедшего трупного окоченения. Собственно говоря, по утверждению того же Пенберти, – а я, кстати, сверился еще и с женщиной, впоследствии убиравшей покойника, – окоченение уже начинало разрешаться. Сделав все возможные скидки на прогретый воздух комнаты и все такое прочее, все равно приходится признать: скончался генерал задолго до десяти утра – а именно в этот час он обычно и приходил в клуб.