Книга Ракета в морг, страница 3 – Энтони Бучер

Маршалл ухмыльнулся ребёнку.

— Давай бросим твоей маме косточку, а?

Свободной рукой он выудил из кармана нитку бус и клочок бумаги и бросил их на кровать.

— Посмотрим, что ты об этом скажешь, а мы пока закончим ужин.

— Улики! — радостно вскричала Леона.

— Нет, Урсула. — Маршалл решительно отвернул дочкино лицо от матери. — Поиграешь с бусами, когда вырастешь. А пока пей молоко.

— Она выпила всю бутылочку, — гордо объявил он спустя десять минут. — А теперь говори.

— Где ты это нашёл? Она не мокрая?

— По второму вопросу — а ты как думаешь? По первому вопросу — этот клочок бумаги был среди не украденных купюр. Чётки выскользнули через дыру в подкладке его кармана. Указывает, что тело обыскивал любитель — всегда остерегайтесь рваных подкладок. И эти два предмета — единственные чёртовы зацепки, с какими нам придётся идти дальше.

Леона посмотрела на две буквы и пять цифр, накорябанных на бумажке.

— Номер телефона и чётки… Полагаю, вы проверили номер?

— Апартамент-отель на Россмор, недалеко от Уилшира. Ух какой. Не такого ждёшь при встрече с трупом на Скид-Роу. И двадцать с лишком квартир. Хорошая работёнка будет проверить их все. — Он откинул ночную рубашечку Урсулы и стал вынимать булавки.

— И чётки… Что они доказывают? Предположим, шантажист религиозен — даёт ли это вам зацепку?

Маршалл воткнул булавки в кусок мыла и принялся ловко решать проблему подгузника. Урсула решила, что её щекочут, и ей это понравилось.

— Посмотри чётки поближе.

— Красиво вырезаны, наверное, довольно дорогие. Ручная работа, и хорошая. Помимо этого…

— По сегодняшнему выступлению ноль баллов, сладкая моя. Ты фанатка, но тут выстрелила в молоко. Сколько там декад бусинок?

— Один… два… Семь.

— Именно. И это неправильно. Я видел чётки у монахинь. Там должно быть пять декад. Так что здесь есть что-то странное, и надо бы это проверить. — Он закончил прикреплять запасной ночной подгузник, поправил детское платьице и затянул шнурок.

— У сестры Урсулы?

— Ух-ху. — Маршалл выглядел не слишком счастливым. — В последний раз, когда я был замешан в дело с католической верой, там происходили самые жуткие вещи за всю историю убийств, о каких я только слышал. С тех пор жизнь стала мирной. Только приятные, обычные, рутинные, спокойные убийства. А теперь всплывают эти чётки…

Леона встала.

— Несколько минут отдыха — это здорово. Спасибо, Теренс. А теперь мне нужно заканчивать с ужином. Дунканы придут с минуты на минуту.

Лейтенант Маршалл одной рукой держал дочь, а другой обнимал жену.

— Я люблю тебя, — сказал он.

— Кого из нас?

— Обеих. И Терри тоже. — Он кивнул в сторону соседней комнаты. — Спит?

— Может и нет. — Леона наклонилась к ребёнку и сделала гримаску, которую тот оценил. Затем она крепко и тепло прижалась губами к губам мужа. — Мне повезло, — проговорила она.

Пока Леона деловито суетилась на кухне, Теренс Маршалл собирал на поднос виски, содовую и стаканы. Он взглянул на часы и на дверь, а затем на минутку устроился с последним томом переводов Дадли Фиттса^[1]из “Греческой антологии”^[2]. Время от времени он сверялся с потёртым изданием оригинала и с удовольствием кивал, возвращаясь к переводу.

Прогуливавшемуся по прохладным оксфордским улочкам за счёт стипендии Родса Маршаллу приятно было размышлять о дальнейшей научной жизни — созерцании целомудренной и упорядоченной красоты, суровой строгости и бесконечной гибкости учёного ума. Затем было случайное знакомство с юным Саути и, через помощника комиссара Саути, с методичными чудесами Скотленд-Ярда.