Книга Руки Орлака, страница 179 – Морис Ренар

– Что вы, что вы, мсье! – чуть ли не в один голос воскликнули супруги Лефевр. – Ничего подобного нам и в голову не приходило!

– Да и как вообще мы могли такое подумать? – пробормотала жена.

– Подозревай мы что-либо в этом роде, – сурово добавил лавочник, – разумеется, мы пошли бы в полицию и рассказали все, что знали.

– И однако же, мсье Лефевр, тот факт, что человек, закопавший змею, умолчал об этом…

– Хо! Это его молчание мало что значит! Допустим, в рощице был кто-то еще из прислуги, вроде меня или Мари. Вот мы с ней были совершенно невиновны, но разве сказали хоть слово? Да и могли ли сказать? Заговори мы – только себе навредили бы.

– Именно это я и имел в виду. Человек, которого вы видели в рощице, промолчал, как вы говорите, потому, что не хотел выдавать, какие такие обстоятельства навели его глубокой ночью где-то в парке на след черно-белой гадюки – гадюки, выползшей из закрытой спальни мадам Лаваль, – что доказывает: змея выбралась оттуда через «сердечко» в ставнях, так как двери спальни были открыты только утром. Кто, по-вашему, это мог быть?

– Точно не кто-то из замка, – безапелляционным тоном ответил Лефевр.

– И почему же?

– Прежде всего потому, что это, как говорится, бросилось бы в глаза. Сами подумайте: помимо слуг – людей честных, преданных и, насколько мне известно, спокойных, – в замке проживали еще только двое мужчин: мсье Ги Лаваль и мсье Лионель де Праз – муж и племянник мадам Лаваль…

– Едва ли это веская причина их исключать, – заметил сыщик. – Мсье Лаваль вполне мог встать посреди ночи, чтобы предаться какому-нибудь таинственному занятию, да и мсье де Праз тоже: первый – вовсе не из-за заботы о здоровье супруги; второй же, в то время этакий восемнадцатилетний херувимчик, напротив, тревожась за тетушку, мог тихонько прокрасться под окна ее спальни, чтобы послушать: размеренно ли она дышит. Согласен, все это вызывает сомнения, тем более что мадам де Праз и мадемуазель Жильберта Лаваль за всю ночь не слышали ни одного подозрительного не то что шума – даже шороха… Но давайте все же уточним: там, в рощице, это точно был мужчина?

– Я бы даже поручился за это, – заявил Лефевр, – но исхожу лишь из того, что мы слышали, – видеть его, повторюсь, мы не могли.

– Кстати, – спохватился сыщик, – в деле замешаны женщины: мадам де Праз и мадемуазель Жильберта Лаваль.

– О! – воскликнула Мари Лефевр. – Они и мухи-то не обидят, так что на роль преступниц никак не подходят!..

– И все же я не стал бы сбрасывать их со счетов, если бы не был уверен в том, что они всю ночь провели в туалетной комнате, прилегающей к спальне мадам Лаваль. На этот счет у меня имеются неопровержимые свидетельства. Но у вас, похоже, есть и еще какая-то причина полагать, что «человек из рощицы» – будем называть его так – был не из числа тех, кто проживал в замке. Можно полюбопытствовать: что это за причина?

Лефевр посмотрел на жену – та вдруг покраснела и потупила взор.

– Говорите, мадам, прошу вас!..

– Ну, в общем… Мадам Лаваль мне безгранично доверяла: я ведь умею хранить секреты… Словом… Был у хозяйки один подопечный… молодой человек, которому она тайно покровительствовала, – госпожа старалась принимать в его судьбе живейшее участие… Он писал ей на мое имя… Но в их отношениях не было ничего грешного, клянусь вам, мсье… Мадам поклялась мне в этом, иначе я и не стала бы потворствовать ее прихотям… Это был совсем еще юноша, пошедший по кривой дорожке, вот мадам и желала наставить его на путь истинный.