Онлайн книга «Руки Орлака»
|
– Я тоже хочу сходить на него в воскресенье утром, – заметил Обри. – Говорят, уморительнейшее представление. * * * Оказавшись на улице, Лионель де Праз с облегчением, которое ему как-то не пришло в голову проанализировать – возможно, к счастью для того, кого он только что покинул, – вдохнул свежий ночной воздух. Спустя пять минут он уже взбегал по каменным ступеням лестницы, что вела из вестибюля «Одеона» к первому ряду лож. Свет и тишина царили во всех уголках театра, составляя ту напряженную и странную атмосферу, что витает в коридорах, галереях и фойе, контрастируя с темнотой, в которой утопает публика, внимающая актерам на сцене. Лионель – а он был совсем не глуп – даже приостановился, наслаждаясь очарованием этого безмолвного и ослепительного представления, скрытая приятность коего порой даже более восхитительна, чем услада другого спектакля, того, что идет на подмостках, того, ради которого пришли и купили билеты люди, – представления, носящего гордое название «Тишина и свет». Чем ближе граф подходил к изгибу амфитеатра, тем отчетливее звучали голоса актеров. Осторожно открыв дверцу ложи, Лионель, как и ожидал, обнаружил в полумраке оставленную им троицу, с волнением проживавшую горькую, пронизывающую до глубины души драму, завершавшуюся при огнях рампы под покровом весьма хитроумной фикции. Наконец упал занавес, и публика всколыхнулась, покидая свои места. – Какой ужас! – с горячностью изрекла свое суждение мадемуазель Лаваль, оборачиваясь к жениху. – От этой жути мурашки по коже, впору тронуться умом и слечь в постель. – Не волнуйтесь. Романисты и драматурги, усиливая эмоциональный накал, обычно несколько упрощают факты, препарируют их и изолируют от бесконечного ряда жизненных явлений. По законам творчества допустимо группировать и объединять одной интригой всевозможные перипетии, которые в обычной жизни принадлежат к разным измерениям. Кроме того, писатели придумывают дополнительные события и трактуют их по-своему, – в общем, я веду к тому, что раздвоение личности в реальном мире не встречается в столь изощренной и крайней форме, как у прокурора Галлерса. – Полноте, Марей, полноте, – усмехнулся Лионель, когда все четверо спускались в вестибюль, – вы просто скептик, только и всего! Точь-в-точь как прокурор Галлерс, вот один к одному – признайте это, Марей, будьте искренни с самим собой! У кого из нас подчас не бывает неясных воспоминаний, наплыв которых переполняет разум и душу недоумением и удивлением? Я тоже испытываю такие состояния, и вы, я уверен, не исключение. – Ну да, – на какой-то миг задумавшись, согласился Марей. – Порой – и довольно часто – со мной это тоже случается. Но поймите меня правильно: подобное переживают все, но раздваивается не каждый. Не у всякого человека два или три сознания. – Замолчите, прошу вас! – взмолилась Жильберта. – Я словно бы все еще слышу прокурора Галлерса, и, знаете ли, это отнюдь не забавно – особенно когда исходит из ваших уст. Лионель прикусил сигарету, стараясь скрыть саркастичную улыбку, в то время как выражение лица мадам де Праз осталось совершенно невозмутимым. |