Книга Руки Орлака, страница 221 – Морис Ренар

– Вы говорили, Жером, что скетч написал один из ваших друзей. А сами вы, случайно, не внесли в него свою лепту?

– Такое мне было бы не по силам!

– И вы даже не знаете сюжета?

– Я солгал бы, если бы сказал, что не знаю. И добавлю, что он на редкость глупый.

– А вы не предлагали вставить в него какую-нибудь свою деталь?

– У вас богатое воображение, мой дорогой друг! Полноте, выкладывайте вашу заднюю мысль… Хотя нет, не нужно, я и сам уже догадался… Нет-нет, этот скверный небольшой скетч не имеет ни малейшего отношения к Ирине Ринеско и ее приключениям. Ни малейшего!

– Тогда почему вы вот уже несколько минут, – не отступал я, – ощупываете в кармашке жилета ваши часы, как делаете всегда, когда с нетерпением ожидаете какого-то результата?

Он прикусил губу и весело произнес:

– Вы выбрали не ту профессию! Вы же ни дать ни взять – Шерлок Холмс!

Начиная с этого момента я был охвачен необъяснимой тревогой, не позволившей мне даже в малой мере насладиться первыми сценами второй части. Я лихорадочно ждал «гвоздь» вечера – появления Ирины Ринеско. Наконец розовые драпри́ легкого занавеса открыли взорам зрителей пышный будуар, где на диване, покрытом белыми мехами, сверкающая драгоценными камнями женщина слушала слова молодого красавца.

Раздались аплодисменты. Ирина Ринеско обладала яркой красотой и грациозной фигурой. Белокурые волосы окружали ее ореолом золотого тумана. Она говорила хорошо поставленным, проникновенным голосом. Я с трудом узнал ее – так преобразила ее счастливая судьба.

Что касается скетча, то Жером был прав: это был лишь предлог для того, чтобы продемонстрировать очарование главной звезды. Роль Ирины состояла в том, чтобы мало-помалу уступать обольщениям обаятельного гостя. Тот вот-вот уже должен был восторжествовать, когда раздался негромкий звонок.

– Мне должен позвонить муж! – сказала Ирина. – Это он.

Почти уже раздетая, она подошла к телефонному аппарату, позволяя последовавшему за ней влюбленному юноше покрывать поцелуями ее руку.

– Алло! Это вы, Клод?

Здесь я снова ощутил то легкое недовольство, которое всегда испытываю, когда вижу актера, играющего какую-то сцену по телефону. Мне тут же приходят на ум все банальности драматического искусства. Я прекрасно знаю, что аппарат глух и нем, что он ни с чем не соединен, что актер говорит с ним, как Созий^[132]со своим фонарем. На этом заканчивается моя благожелательность зрителя.

Однако же на этот раз, едва я ощутил это впечатление, как некое противоположное движение, некая вполне естественная эмоция повергла меня в странный восторг. Никогда еще ни один артист не слушал так, как Ирина, никогда еще лицо комедиантки не передавало с такой выразительностью страх от тех слов, услышать которые могла лишь она. Эта маска ужаса являла собой нечто божественное и жутко реальное. Весь зал содрогнулся. Раздались аплодисменты. Зрители чувствовали, что мастерство интерпретации только что достигло немыслимой высоты.

Между тем партнер Ирины выглядел весьма заинтригованным подобным поведением, и мы тотчас же получили тому объяснение, увидев, как ошеломленная красавица грузно упала без чувств ему на руки. В следующий миг их скрыл опустившийся розовый занавес.

В зале поднялась невообразимая суматоха. Тотчас же возникший на сцене режиссер объявил, что, вследствие недомогания мадемуазель Ирины Ринеско, скетч переносится в конец представления.