Книга Руки Орлака, страница 238 – Морис Ренар

– О! – возразил доктор. – После относительно мягкого удара воск мог даже не потрескаться…

Жером, не слушая его, открыл окно и, к нашему глубочайшему изумлению, выстрелил в направлении лужайки. Но, сделав это, он тут же положил дуло револьвера на красную печать. Нагревшаяся вследствие сгорания пороха сталь слегка растопила воск, и на нем остался отпечаток дула.

– Вот и все, что требовалось доказать, – заключил комиссар Жером. – Когда револьвер положили на конверт, он был уже не достаточно теплым для того, чтобы хоть немного растопить печать. Выходит, его туда положила вовсе не упавшая рука покойного. Стало быть, это сделала другая рука – рука человека, заинтересованного во всей этой мизансцене. Какой именно мизансцене? Инсценировке самоубийства, которую мы с вами сейчас наблюдаем. Несчастным случаем это быть не могло – значит мы имеем дело с преступлением. Кто его совершил? Единственный человек, присутствовавший на этаже и не являвшийся при этом самим господином Леэршелье.

Бледная как смерть, мадам Леэршелье дрожала всем телом.

– Полагаю, – продолжал Жером, – ваш муж даже не распечатывал этого письма – письма, которое, вероятно, вы кого-то попросили написать и отправить таким образом, чтобы оно пришло со второй почтой, в тот час, когда, как обычно, ваши слуги заняты своими делами в подвале. Ваш план был хитроумным, но не до конца продуманным. Впрочем, вам не следует сожалеть о своей легкомысленности. В конце концов мы бы все равно нашли автора этого таинственного послания. Думаю, моя небольшая презентация избавила вас от долгих и мучительных допросов и лишь ускорила час правосудия.

Впервые этот странный запах Матиас Шторк уловил в один из чудесных майских вечеров 1933-го.

Матиас Шторк безмятежно жил в Монако вот уже два года. Он снимал небольшую квартиру в одном из домов Кондамина^[135] – на самом верху, на вершине скалы. Два его окна выходили на одну из тех узких улочек, что ведут к площади Княжества, но два других смотрели на искрящееся вдали, в живописном обрамлении балконов и пальм, синее море.

Да, вот уже два года Матиас Шторк вел восхитительно спокойную, размеренную и уютную жизнь – жизнь зажиточного и отошедшего от дел мещанина. Дважды в день, часа в три пополудни и вечером, он спускался со скалы по пышным аллеям, брал машину и ехал в Монте-Карло. Он играл. То была его страсть. Он играл… благоразумно, в твердо установленное время, как служащий выполняет свою работу. Он пунктуально приезжал в казино, садился за стол рулетки, выигрывал или проигрывал, неизменно повышая ставки, а затем уходил, довольный или недовольный… чтобы вскоре начать все сначала.

Странная жизнь, о которой, несмотря ни на что, мечтает столько людей во всем мире! Но у нас речь пойдет о запахе, и ни о чем более.

Итак, как-то вечером, часов в шесть, Матиас Шторк вернулся домой вместе со своим соседом по лестничной площадке, неким Рене Жибером. Этот молодой человек имел те же привычки, что и Шторк, так что, познакомившись у рулетки и осознав общность вкусов, два игрока подружились и теперь вместе ужинали в каком-то крошечном ресторане крошечной столицы.

Матиас Шторк в тот день был доволен судьбой: ему улыбнулась удача. Открыв одно из выходивших на море окон, он облокотился на подоконник и теперь смотрел вдаль, на тот уголок бескрайнего пространства, что виднелся в просвете между строениями и деревьями.