Книга Руки Орлака, страница 240 – Морис Ренар

– Выйти? – пробормотал Матиас. – Нет, я хочу… хочу узнать.

Пробило одиннадцать. Он вздрогнул и начал втягивать в себя воздух.

Почти тотчас же распространился запах, перебивая терпкость табака и сладковатый аромат восточных благовоний.

Подойдя к открытому окну, Матиас перегнулся через подоконник в сторону окна соседа и хриплым голосом позвал:

– Мсье Жибер, вы не заглянете ко мне на минутку?

– Сей момент, – ответил Жибер, удивленный и встревоженный.

Он вошел с вопрошающей миной.

– Вы не скажете мне, что это за запах? – спросил Матиас.

– Черт возьми! Конечно скажу: это запах мякоти свеклы.

– Ну да, точно, – прошептал Матиас.

Он рассмеялся, но смех его тут же угас, и он опустился, буквально упал на стул – оторопевший, мертвенно-бледный.

Рене Жибер положил руку ему на плечо.

– Тот самый запах, который стоял двадцатого июня тысяча девятьсот тридцать первого года в одиннадцать утра, – сурово произнес он. – В эту минуту, ровно два года тому назад, ты совершил свое преступление.

Обезумев от ужаса, Матиас дернулся, попытался вскочить, но на его руках уже защелкнулись наручники. Он молча опустил голову.

– Тебя выдал твой страх, приятель. Меня зовут не Жибер, а Жером – инспектор Жером, по совместительству немного химик. Я даже не сомневался, что ты попадешься, когда проделал в стене небольшие дырочки и изредка посылал тебе, через трубочку, клубы дыма собственного, так сказать, изготовления. Когда ты убил, чтобы затем обокрасть, человека, столь любезно позволявшего тебе посещать свой сахарный заводик, в цеху как раз закисала мякоть свеклы. Ты не мог забыть затхлый запах, исходивший от резервуаров со свекольной пульпой, – этим-то я и воспользовался, чтобы тебя поймать. Давай складывай чемодан – и в дорогу!

В мае 1928 года окружной инспектор Жером был вызван в N, важный город восточной части страны, для помощи в расследовании убийства, о котором речи здесь не пойдет. Как обычно, инспектор взял меня с собой, и так уж вышло, что по этому случаю я имел честь быть приглашенным вместе с ним на обед к господину Жану Жаку Вантюрелю, адвокату по гражданским делам.

Господин Жан Жак Вантюрель знал репутацию, к слову – вполне оправданную, моего шефа. В ходе разговора в приемной городского суда он внезапно спросил у Жерома:

– Вы, должно быть, слышали о смерти моего дяди Феликса Вантюреля, который являлся еще и моим предшественником в этой должности? Это случилось в далеком тысяча восемьсот девяносто восьмом году…

– Да, – ответил комиссар. – Феликс Вантюрель был убит ночью, когда работал в своем кабинете. Окна и двери были закрыты, так что как убийца вошел, как вышел, кем, в конце концов, он был – выяснить так и не удалось. Тридцать лет тому назад, мой дорогой мэтр, я и предполагать не мог, что буду работать в полиции, но дело было столь громкое, что впоследствии я ознакомился с его материалами – так сказать, для самообразования. Как-никак оно принадлежит истории.

– Вы составили какое-нибудь собственное мнение?

– Мне помнится, что у меня было несколько гипотез, но ни на одной из них я не остановился: это прекращенное дело представляло для меня лишь теоретический и ретроспективный интерес, так как я мог делать выводы, лишь исходя из рапортов и протоколов.

– А вы не могли бы приехать ко мне домой? Я покажу вам, где это случилось. Позвольте пригласить вас и вашего секретаря на обед.