Книга Повелитель света, страница 161 – Морис Ренар

Достаточно было навести на них поворотные прожекторы, чтобы получить возможность направлять потоки света куда угодно; каждый из двух освещаемых секторов занимал ровно половину возможной зоны наблюдения.

Так как сарванов ожидали лишь на следующий день, монтажные работы проводились, как нам представляется, без спешки и с особой тщательностью, так что к ужину удалось установить лишь один прожектор. Правда, к тому времени уже загрузили дрова в газогенератор.

После ужина господин Летелье – опять же держа в уме день завтрашний – собрал домочадцев и дал слугам необходимые указания. Он рекомендовал сохранять спокойствие и хладнокровие, по возможности тотчас же записывать все, что они увидят или услышат, не важно где, при необходимости – даже на стене, кусочком угля, заостренным камнем… Он рассчитывал повторить все это и проверить готовность слуг на следующий день.

Опустилась ночь. Робер предложил закончить установку второго прожектора, на что ему возразили, что лучше делать это в светлое время суток и что для этого у них еще будет восемнадцать часов при свете солнца.

Так началось очередное ночное бдение, столь тягостное для тех, кого снедает печаль. Каждый убивал время по-своему. Госпожа Летелье пыталась разложить пасьянс. Ее мать вязала крючком, причем гораздо проворнее, чем иные зрячие. Неподалеку от них, в прилегающей к гостиной бильярдной, господин Летелье, Максим и Робер играли в карамболь.

Окна были оставлены открытыми, так как стоял чудесный теплый вечер. Выходили они на террасу. Горевший в комнатах свет освещал каштаны и ветки гинкго, плоские и неподвижные, словно нарисованные. За парапетом простиралось поле, темное и синее. Удары шаров, приглушенные ковром звуки шагов, голоса, доносившиеся со стороны буфетной, – больше ничто не нарушало тишины.

Время от времени, однако, поезд прорезал глубокую мглу темно-красной дорожкой, сотрясал металлические конструкции моста Марльё и исчезал вдали. Также можно было разобрать – но лишь внимательно прислушавшись – легкий шорох гравия; это бегал туда-сюда Флофло, славный маленький часовой, несший ночную вахту.

Подобные вечера, столь приятные, должны были бы всегда быть праздниками…

Но что это?

Что случилось? Почему госпожа Аркедув вбегает в бильярдную с перекошенным лицом, вытянув перед собой руки, заикаясь от испуга?..

– Что с вами? – восклицает господин Летелье.

– Ах! Жан… Жан… Они здесь!..

И она цепляется за руку зятя.

– Они здесь! Я их слышу… Скорее даже – чувствую!..

Робер уже мчится к той башне, в которой установлен прожектор.

– Закройте окна! – стонет явившаяся на шум госпожа Летелье, бледная как смерть.

– Нет! – быстро отвечает Максим. – Нужно попытаться увидеть… услышать… Тише!..

– А может, поднимемся на башню? – предлагает господин Летелье.

– Нет… не успеем… Тише, тише!..

Они прислушиваются. Сейчас они похожи на восковые фигуры из какого-нибудь музея. Они слышат, как, перепрыгивая через несколько ступенек, поднимается по башенной лестнице Робер; слышат, как кто-то смеется в кухне… гудок поезда… суматошные движения шпица. За исключением госпожи Аркедув, помимо этих шумов, никто ничего не слышит.

И однако, они, изо всех сил напрягая зрение, вглядываются во тьму, еще более густую на фоне освещенной листвы… Им бы хотелось слышать глазами… Но мрак непроницаем как для зрения, так и для слуха.