Онлайн книга «Повелитель света»
|
Принесенные розы устлали плиту, поднявшись к стеле яркой и пышной горкой. Бросив вопрошающий взгляд на Женевьеву, Рита сделала неопределенный жест. – Да нет, все в порядке, – сказала подруга. – Раз уж тебе хотелось как-то выразить свои чувства, ничего лучшего ты и не могла сделать. – Он никогда ничего об этом не узнает, – подумала Рита вслух. И тут же с холодной иронией добавила: – Как это сдержанно, поэтично – наконец, восхитительно! – Замолчи! – взмолилась Женевьева. – Ну вот! – продолжала Рита, шаг за шагом удаляясь, но продолжая смотреть на усыпанную цветами могилу. – Здесь покоится любовь Риты и Шарля, 1929–1930 годы. – Хватит уже, пойдем, – пробормотала Женевьева Летурнёр. – Да у нас же полно времени! Сама понимаешь: больше я сюда не вернусь. Ведь только это – приносить сюда розы, думая о нем, на прощание… только это и наполняло меня радостью… несравненной радостью… А теперь, когда всему этому пришел конец… – Пойдем, – повторила Женевьева, мягко увлекая подругу за собой. В сосредоточенном безмолвии сумерек ворох цветов походил на фигуру распростертой на земле девушки, так что, когда Рита, обернувшись, уже издали бросила последний взгляд на могилу, ей на мгновение показалось, что она оставила позади пленительного призрака ее грез, который молится, опустившись на колени. Как знать? Возможно, молитва роз действительно оказала какое-то влияние на последующие события – ведь ни молитвы, ни розы никогда не бывают напрасными. Глава 18 Парад 14 июля 1930 года В старомодной гостиной пели птицы. Кузина Друэ выплыла навстречу гостям, исполнив неглубокий, но любезный поклон. – Ну здравствуйте! – пропела она самым приветливым тоном, какой только можно было себе представить. Она была во всем черном: шелковая юбка с воланами, короткая велюровая блуза с аппликациями цвета черного янтаря, ажурный чепчик с английскими кружевами, завязки которого ниспадали по обе стороны ее старого, морщинистого, скукожившегося лица со следами растительности на подбородке и подернутыми поволокой глазами, похожими на два блеклых камешка бирюзы. – Кузина! – Кузина! – Кузина! – поспешили поприветствовать старушку Коломба, Шарль и Бертран. Им было приятно снова видеть этот милый и комичный век, этот яркий образец хорошего настроения и бонтона. И потом, разве не должны они были почитать кузину в той же мере, в какой мадам Кристиани, урожденная Бернарди, ею пренебрегала? – Ах! – воскликнула она, всплеснув дряхлыми руками. – Как же я рада вас видеть, мои дорогие дети, и особенно сегодня, когда перед нами пройдут солдаты моего времени, – ведь если верить газетам, они будут в форме пехотинцев Второй империи! – С 1830 по 1913 год, кузина, – уточнил Бертран. – Но главным образом – именно 1830 года. – Это еще до меня! Но какая разница! Женщина моего возраста гораздо ближе к Луи-Филиппу, нежели к мсье Гастону Думергу, не так ли, историк? Хе-хе! Что-то ты какой-то бледненький… Должно быть, слишком много работаешь? Ничего, сейчас освободим окна… Она позвонила. Явилась одна из служанок. – Дельфина, откройте нам это, – мадам Друэ указала на окно. Затем она с удивительной бойкостью повернулась на пятке и неровной походкой направилась к изящному столику на веретенообразной ножке, на котором сверкали графин и многогранные хрустальные бокалы. |