Книга Моя навеки, сквозь века, страница 105 – Марина Повалей

— Если я захочу уйти…

— Вы можете это сделать в любой момент. Только не ночью, разумеется, когда двери лечебницы заперты.

Что ж.

— Николай Николаевич… а могу я вам чем-нибудь помочь? Возможно, есть какая-то бумажная, монотонная работа, в которой не нужны ваши познания и я могла бы справиться?

Оказалось – есть.

Даже больше – останься я здесь лет на десять, вряд ли сумела бы ощутимо проредить кипы бумаг.

Но начали мы с самого важного сейчас – патронажа. Мне нужно подготовить для сшивания дела 25 душевнобольных женщин, которые должны стать первопроходцами в эксперименте Ник Ника.

Я сортировала бумажки по стопочкам, когда заслышала шаги.

Ошибки быть не может – с появлением Ник Ника, двери палат и отделений на ночь строго запираются. Нельзя подвергать риску людей, которые не в ответе сами за себя.

Я задула свечу и на цыпочках прокралась к двери.

Так и есть. Снова они прошли мимо меня – девушка, немногим старше Алисы, с косой до попы. Такой косой, что я не уверена, что мне хватило бы руки, вздумай я её обхватить.

Я подождала, пока они выйдут за дверь, и шмыгнула следом.

Уже раньше я отметила, что двери за собой они запирают только на обратном пути. Или не заморачиваются, или не хотят терять время.

Подождала немного, и следом – за двумя неясными силуэтами. Дорогу они не освещают и идут в полной темноте.

В этом доме не бывает тишины. Проходя по узкому коридору, то за одной, то за другой дверью, я слышу стоны, плач, вой – нормальные звуки, к которым быстро привыкаешь.

— А когда же я уже повидаюсь с ними? — усталый, чуть скрипучий голос.

— Скоро повидаешься.

— Вы знаете, где они?

— Дохтор знает. Будешь с ним ласковой, он всё тебе расскажет, когда придёт срок.

У меня ком стал в горле.

— Они в добром здравии? — тётка не отвечает, только шумно сопит. — Я их всё ищу-ищу, ищу-ищу… и не найду никак…

— Найдёшь своих ангелочков, найдёшь. Час настанет и найдёшь, свидаетесь.

Скрип двери обрубил меня от тихих голосов.

Живот подвело от мерзкого ощущения. Господи, Боже мой, хоть бы всё оказалось не тем, чем мне кажется.

Не стала долго ждать, потянула за ручку – та снова заскрипела и, очутившись в следующем коридоре, я сразу присела, затаив дыхание. Шагов не слышно.

Подняла голову – они стоят, не шевелятся, посреди коридора.

Вдруг, лёгкий гул помещения разрезал ужасный крик. Глухой и протяжный – я бы ни за что в жизни не смогла сказать, кому он принадлежит – человеку или зверю. Жалобный, плачущий, растянутый, он, как будто, звучал отовсюду и ниоткуда. Или на улице прокричал случайный зверь, или… но это точно не те двое, в коридоре. Если та, с косой, не издала ни звука, то её провожатая выматерилась сквозь зубы, и подтолкнула её:

— Иди.

Уже не от страха статься замеченной, от общей тревоги обстановки, меня пошатнуло.

Это мог быть ветер. Совершенно точно, так может кричать ветер. Холодный, питерский. Кто знает, кого он пытается напугать, но уж точно не меня!

Я пошла вперёд.

И не сразу поняла, что пошла не вставая. На странной инерции, из инстинкта двигаться вперёд, я проползла несколько метров на четвереньках, когда поняла, что делаю. Чертыхнулась, почище санитарки, только про себя, и встала.

Ускорила шаг. Не столько, чтобы не потерять объект преследования, сколько понимая – если заблужусь, ни за что сама не выйду!