Книга Моя навеки, сквозь века, страница 32 – Марина Повалей

Через два стола от него, глядя в упор, сидела Алиса.

Та самая Алиса Кос, что восемь дней, как подменённой стала. Чурается его, тот единственный раз, что удалось ему перехватить её, пока бежала она от своего преподавания до дому, ни на мгновение не замедлила шага, да говорить с ним не пожелала.

“Здравствуйте” — всё, чего смог он тогда от неё добиться. Как ни пытался он завести разговор, а задача та была не из простых, когда жила она через дом от своей конторки.

Только благодаря неживым знал он, что в порядке у неё всё. Что всё своим чередом: ученики, устройство на курсах, да скандалы дома.

И вот сейчас, сидит она, словно белая ворона. Среди разряженных вдов, актрис, да скучающих жён, как белое пятно, сияет светлой головой, сзади неё, у стены, торшер стоит, светит ей прямо в спину, отчего видны все волоски, выбившиеся из уставшей за день скрученной в жгут косы.

Никакой это не нимб! Не может быть нимба у той, которая в такое место пришла. Да ещё и с кем! С шутом этим, Павловым!

Не спасли бы они его отца, ни в жизнь она бы с ним не свела знакомства!

Поверенный не оборачивался, но то Слепцову и не требовалось.

— Какая встреча! — он сам не понял, как оказался у столика в углу. Надо же! Будто вздумали тут секретничать! — Не помешаю? — Василий уже взял стул у соседнего стола, предназначающийся, очевидно, для гостя, которого ждал одинокий чиновник средней руки. Судя по костюму, бедолага положил месячное жалование за сегодняшний ужин. Мужичок что-то крякнул – напрасно.

Краем глаза он отметил, что Павлов еле заметно выпрямился, рука его взялась за хрусталь фужера. Но пить не стал, и улыбка не померкла. Если бы не почти невидимое напряжение всей его фигуры, Слепцов мог бы допустить, что вторжение нисколько не озаботило присяжного.

Хозяин вечера поприветствовал вторженца, Алиса же, так и сидела, едва приоткрыв ротик.

— Ах да, прошу простить. Не вежливо было бы не подойти, не поздороваться, — до сего дня Василий не думал, что можно говорить не разжимая зубов, но глядя на два наполненных, мерцающих в свете ламп бокала, на ладони, лежащие так близко на столе, он по-другому и не мог. — Какое-то событие? Что-то отмечаете?

— Что вы, ничего особенного, — Павлов продолжал улыбаться, поглядывая на Алису, плечи его понемногу вновь расслаблялись. — Отважились на шалость, — озорная, открывающая белоснежные зубы улыбка озарила его лицо, собирая у глаз морщинки.

Штабс-капитан невыносимо, мучительно сдерживал желание прорядить это природное украшение присяжного.

— Алиса Ивановна уговорила меня показать ей самое злачное место столицы. Вот я и поддался её уговорам, — Павлов сверкнул предупреждающе глазами.

Один, два, три – выдох.

— Что ж, и действительно, места дряннее в Петербурге не сыскать.

Павлов выдохнул через нос. А Василий едва не вскипел: за кого он его принимает? Может подозревать в унизительной, нечестной игре? Или что, ещё хуже, что он мог бы себе позволить здесь, сейчас, при барышне, пуститься в разговоры о борделях Питера?

— А что вы здесь делаете? — опомнилась Алиса. Но перед тем сделала глубокий глоток, разом опустошив полбокала.

Этак она опьянеет. А пьянеть в компании этого прощелыги…

— По службе.

Павлов усмехнулся, Девица Кос выпучила на него глаза.

Экая у неё мимика, ещё живее, когда она во хмелю.