Книга Свет гаснет, страница 40 – Найо Марш

— Эмили! — позвал Перегрин.

Она поспешила к нему в кабинет.

— Что случилось?

— Со мной — ничего. Я тут подумал. Нина. Ее не удовлетворит объяснение про хронические камни в желчном пузыре или что-то подобное. Она подумает, что обострение моей хронической болезни — это еще один дурной знак.

Они ужинали, поставив еду на подносы. Потом Эмили убрала их, и они сели у камина, каждый со скромным бокалом бургундского.

Перегрин сказал:

— Меч и фотография. Они связаны между собой?

— Почему они должны быть связаны.

— Не знаю.

Пришел врач. Он тщательно осмотрел бок и сказал, что переломов нет, но ушиб очень сильный. Он заставил Перегрина выполнить несколько болезненных движений.

— Жить будете, — шутливо сказал он. — Оставлю вам кое-что для улучшения сна.

— Хорошо.

— Не скачите больше по сцене, показывая актерам, что делать.

— Я даже на месте подпрыгнуть не могу.

— Вот и прекрасно. Я загляну снова завтра вечером.

Эмили проводила врача до двери.

— Он явится в театр в понедельник, чего бы это ему ни стоило, — сказала она. — Он не хочет, чтобы актеры знали, что он упал на меч. Какую болезнь можно придумать? Что-нибудь хроническое.

— Даже не знаю. Желудочные колики? Вряд ли. — Он задумался. — Дивертикулит? — предложил он. — Почему же вы смеетесь?

— Потому что это слово из анекдота.

Эмили напустила на себя мрачный вид, подняла брови и замогильным голосом со значением сказала: «Дивертикулит».

— Не понимаю, о чем вы таком говорите, — сказал врач. — Это как-то связано с суевериями?

— Вы очень догадливы. Да, связано. В некотором роде.

— Спокойной ночи, дорогая, — сказал врач и ушел.

IV

В первые четыре дня следующей недели репетиции шли хорошо. Они разобрали всю пьесу, и теперь Перегрин принялся шлифовать отдельные куски, углубляться в некоторые эпизоды и делать открытия. Его ушиб болел уже не так сильно. Он решительно сообщил о «замучившем его животе», сделав это коротко, туманно и надменно; насколько он мог судить, актеры не обратили на это особого внимания — возможно, были слишком заняты подготовкой к спектаклю.

Макбет делал большие успехи. Он очень вырос. Его кошмарное падение в ужас и слепое, глупое убийство было именно тем, что Перегрин от него хотел. Мэгги после работы над их сценами как-то сказала ему:

— Дугал, ты играешь словно одержимый дьяволом. Я не знала, что в тебе это есть.

Он ненадолго задумался, а потом сказал:

— Честно говоря, я и сам не знал. — И рассмеялся. — Не везет в любви — повезет на войне, — сказал он. — Как-то так, да, Мэгги?

— Как-то так, — легко согласилась она.

— Скажите, — сказал он, повернувшись к Перегрину, — а Призрак Марли^[111]непременно должен меня преследовать? Что он должен собой символизировать?

— Призрак Марли?

— Ну, или кто он там. Сейтон. Гастон Сирс. Кем он должен быть, этот старый дурак?

— Судьбой.

— Да брось. Это уж слишком.

— Честно говоря, я так не думаю. Я считаю, что его присутствие обоснованно. Он ведь не вторгается в твое пространство, Дугал. Он просто… присутствует.

Сэр Дугал сказал:

— Именно об этом я и говорю. — Он выпрямился, держа перед собой поднятый меч. — У него так урчит в животе, что оглохнуть можно. Рр-ррр. Бульк-бульк. Гр-ррр. Человек-оркестр. Своих собственных слов не слышишь.

— Чушь, — сказала Перегрин и рассмеялся.

Мэгги засмеялась вместе с ним.