Книга Аптекарский огород попаданки, страница 137 – Ри Даль

— Порой выход находится, — сказал он медленно, — ежели внимательно и упорно искать его. Как с чумой… или как с положением Груни.

Я моргнула, не понимая. Груня? Что он имеет в виду? Её отношения с Вениамином? Или что-то ещё? Моя голова гудела, мысли путались. Он намекает на что-то, но на что? На то, что я могу найти другой путь? Или на то, что он хочет защитить меня, как Вениамин защищает Груню? Но нет, это невозможно. Он не может иметь в виду… брак? Нет, это слишком. Он слишком горд, слишком сломлен, чтобы думать о таком. Он просто вежлив, просто пытается смягчить мой уход. Он хочет, чтобы я уехала, чтобы я не мешала ему жить своей жизнью. И от этой мысли мне стало так больно, что я едва не задохнулась.

— Вы правы, Василий Степанович, — сказала я, заставляя себя улыбнуться, хотя улыбка получилась горькой. — Выход всегда можно найти. Но… я уже сделала выбор. Я поеду. Это решено.

Я встала, чувствуя, как ноги дрожат, и поправила подол платья, чтобы скрыть смятение. Он смотрел на меня, и на миг мне показалось, что он хочет что-то сказать, что-то важное, что-то, что может всё изменить. Но он лишь кивнул, и его лицо снова стало непроницаемым.

— Что ж, Александра Ивановна, — Его голос стал тихим, почти безжизненным. — Если ваш выбор сделан, я… уважаю его. Матушка Надежда будет рада вашему прибытию.

И в этот момент я поняла, что всё кончено. Он отпускает меня. Он не будет удерживать. Он не скажет того, чего я так жду. И я должна уйти, унося с собой только эту боль, эту пустоту, эту… тягу к мужчине, которой, не должно быть.

— Благодарю вас, Василий Степанович, — сказала я, склоняя голову, как подобает княжне. — За всё. За вашу доверие, за Агату, за этот… приют и ваше гостеприимство, ваше… покровительство. Я… никогда не забуду.

Я повернулась и пошла по тропинке, чувствуя, как слёзы накатывают на ресницы, но не позволяя им пролиться. Я знала, что он смотрит мне вслед, знала, что это, возможно, последний раз, когда мы так близко. И я знала, что сделала выбор, который разрывает моё сердце на части.

Плевна, июль 1877 г.

——————————

Дорога до Плевны была долгой и изнурительной. Поезд, затем обоз, пыльные дороги...

Плевна встретила дымом и болью. Когда наш обоз въехал в лагерь, я едва могла дышать: воздух был пропитан запахом крови, гари и пота, а звуки — стонами раненых, ржанием лошадей и далёким грохотом орудий. Палатки, разбросанные среди холмов, казались временным приютом для тех, кто балансировал между жизнью и смертью. Земля под ногами была липкой от грязи, смешанной с кровью, и я чувствовала, как каждый шаг отдавался в груди тяжёлым ударом. Я знала, что будет трудно. Но я не знала, что будет так трудно.

Я ехала в телеге вместе с другими сёстрами, держа в руках саквояж и молясь, чтобы у меня хватило сил выстоять.

Генерал-майор Скобелев, высокий, с огненным взглядом и резкими движениями, встретил нас коротко, но учтиво.

— Сёстры, — сказал он, — вы здесь — ангелы. Спасайте тех, кого можно. Да поможет вам Бог. Нам всем.

Я кивнула, чувствуя, как решимость возвращается ко мне. Здесь не было места для слёз, для сомнений. Только работа. Только жизнь.

Я вошла в палатку, где лежали раненые, и начала. Перевязки, компрессы, отвары, слова утешения. Я не думала о В.Б., не думала о Воронино, не думала о том, что будет завтра. Я была здесь, среди тех, кто нуждался во мне. И это было моим спасением.