Книга Аптекарский огород попаданки, страница 134 – Ри Даль

Я кивнула. Лаванда и можжевельник, конечно, не могли уничтожить бактерии, но их аромат создавал иллюзию чистоты и, возможно, отпугивал блох. Это было лучше, чем ничего.

— А что с купцами, которые привезли заразу? — спросила я. — Их нашли?

Василий Степанович нахмурился.

— Один из них умер в соседней деревне, — сказал он. — Двоих других нашли в городе, но они уже были больны. Их изолировали, и, к счастью, они не успели заразить других. Лекари говорят, что, возможно, чума пришла с юга, возможно, с Балкан…

Я вздрогнула, вспомнив о Балканах, о своём решении ехать туда, чтобы найти В.Б. и помогать раненым. Но теперь, глядя на Агату, на Василия Степановича, на этот сад, я не была уверена, хочу ли я уезжать. Здесь была моя борьба, моя победа, моя… семья?

Это слово вспыхнуло в моём сознании, и я отогнала его, боясь даже думать об этом.

Мы дошли до скамейки под старой яблоней, и я присела, чувствуя, как ноги дрожат от усталости. Василий Степанович остался стоять, опираясь на трость, и смотрел куда-то вдаль.

— Вы сделали невозможное, Александра Ивановна, — сказал он вдруг, не глядя на меня. — Я… я не думал, что такое возможно. Вы не просто спасли Агату. Вы спасли нас всех.

Я покачала головой, чувствуя, как щёки снова начинают гореть.

— Я делала то, что должна была, — повторила я, но голос мой дрогнул. — И… я не одна. Без Вениамина, без вас, без лекарей из Петербурга…

— Не умаляйте своих заслуг, — перебил он, и в его голосе была такая сила, что я замолчала. — Вы — сердце всего этого. Вы дали нам надежду, когда я… когда я уже не верил.

Я посмотрела на него, и его глаза, тёмные, глубокие, поймали мой взгляд. На миг мне показалось, что он хочет сказать что-то ещё, но он отвернулся, словно боясь, что я увижу слишком много.

Мы молчали, слушая пение птиц и шелест листвы. Сад был таким живым, таким полным надежды, что я почти забыла о том, что ещё недавно здесь пахло гарью и смертью. Но затем Василий Степанович резко остановился. Его трость замерла в гравии, и он повернулся ко мне. Его лицо было серьёзным, почти суровым, но в глазах было что-то новое — решимость, смешанная с тревогой.

— Александра Ивановна, — сказал он тихо, но твёрдо, — я должен вам кое-что сказать.

Моё сердце ухнуло, и я почувствовала, как душа уходит в пятки. Его тон, его взгляд, его неподвижность — всё это было таким таким… пугающим. Я понятия не имела, о чём он хочет говорить, но что-то подсказывало мне, что этот разговор может иметь весьма серьёзное влияние. Я сглотнула, стараясь держать себя в руках, и кивнула.

— Говорите, Василий Степанович, — сказала я, и голос мой прозвучал тише, чем я ожидала.

Булыгин смотрел мне в глаза, и в этот момент мир вокруг нас, казалось, замер. Птицы замолчали, ветер стих, и даже солнце, казалось, остановило свой бег. Я ждала, затаив дыхание, не зная, чего бояться больше — его слов или того, что я могу в них услышать.

Сад был тих, как будто природа сама затаила дыхание, ожидая, что произойдёт между нами. Ветви яблонь, тяжёлые от листвы, слегка покачивались на тёплом июльском ветре. Лаванда, что росла вдоль тропинки, наполняла воздух сладковатым ароматом, но даже её умиротворяющий запах не мог успокоить бурю, что поднималась в моей груди. Время тянулось, словно густой мёд, и каждое мгновение было наполнено предчувствием чего-то необратимого.