Книга Аптекарский огород попаданки, страница 133 – Ри Даль

Мы шли по тропинке, усыпанной гравием, и я чувствовала, как напряжение, сковывавшее меня всё это время, медленно отпускает. Василий Степанович молчал, но его молчание не было тяжёлым — оно было скорее задумчивым, как будто он собирался с мыслями. Наконец, он заговорил.

— Александра Ивановна, — начал он, — я должен поблагодарить вас. За Агату. За всё, что вы сделали.

Я покачала головой, глядя на яблоню.

— Не благодарите, Василий Степанович. Я делала то, что должна была. То, что… — я запнулась, подбирая слова, — то, ради чего я здесь.

Он остановился и посмотрел на меня. Его взгляд был таким пронзительным, что я невольно отвела глаза.

— Вы сделали больше, чем должны были, — сказал он тихо. — Вы вернули мне дочь. Я… я не знаю, как это выразить, но вы подарили мне надежду. Снова.

Я почувствовала, как горло сжимается, и отвернулась, чтобы он не увидел моих слёз. Его слова были такими простыми, но в них было столько боли, столько благодарности, что я не знала, как ответить.

— Давайте поговорим о деревне, — сказала я, меняя тему, чтобы скрыть смятение. — Как там дела? Вениамин Степанович рассказывал, что эпидемия пошла на спад, но… что удалось сделать?

Василий Степанович кивнул, словно соглашаясь, что сейчас не время для личных разговоров. Он зашагал дальше, опираясь на трость, и начал рассказывать.

— Благодаря вам и Вениамину, мы смогли вовремя принять меры, — сказал он. — Когда стало ясно, что это чума, я телеграфировал в Петербург, в Военно-медицинский департамент. У меня там остались связи со времён службы. Вениамин же связался с лекарями из Императорского университета. Они прислали людей и материалы для изготовления розовых пилюль в больших количествах. Мы раздали их всем, у кого были хоть малейшие признаки болезни — кашель, жар, слабость. Кроме того, я распорядился сжечь все амбары, где хранилось зерно, которое могли облюбовать крысы. Вениамин настоял, чтобы мы уничтожили всех крыс в деревне — их травили, ловили в ловушки, жгли их гнёзда.

Я кивнула, вспоминая, как в своей прошлой жизни читала о чуме. Блохи, живущие на крысах, были главными переносчиками заразы. Уничтожение крыс и заражённых вещей было единственным способом остановить эпидемию в те времена, когда антибиотиков ещё не существовало.

— А что с карантином? — спросила я. — Сколько ещё людей под наблюдением?

— Карантин продолжается, — ответил он. — В деревне осталось семь человек, у которых были симптомы. Они изолированы в отдельной избе, за ними следят лекари из Петербурга. Пилюли, кажется, помогают — у пятерых из них бубоны начали рассасываться, как у Агаты. Но… мы потеряли троих. Изольду Палну, её служанку и одного крестьянина, который заразился первым. Они умерли в первые дни, до того, как мы начали раздавать пилюли.

Я сжала губы, чувствуя, как сердце сжимается. Трое. Это было немного по сравнению с тем, что могло бы случиться, но каждая смерть была как нож в сердце. Я вспомнила Изольду Палну, её доброе лицо, её кашель, который она скрывала, думая, что это простуда. Я не смогла её спасти. Но я спасла Агату, и это давало мне силы.

— Это… меньше, чем могло быть, — сказала я тихо. — Если бы зараза распространилась дальше, в Петербург или Москву…

— Да, — перебил он. — Но мы остановили её. Лекари говорят, что новых случаев не было уже неделю. Однако мы держим деревню под строгим надзором. Никто не выходит, никто не входит. Продукты доставляют на телегах и оставляют у околицы. Я распорядился, чтобы все дома окуривали лавандой и можжевельником — говорят, это отпугивает заразу.