Книга Аптекарский огород попаданки, страница 152 – Ри Даль

Однажды, в конце февраля, я возвращалась из госпиталя. День был ясный, но ветреный, и пыль вихрилась на улицах, забиваясь в глаза. Я шла через базар, привычно оглядывая лица, когда вдруг услышала шаги за спиной — тяжёлые, но знакомые. Сердце дрогнуло. Я обернулась, ожидая увидеть Павла Григорьевича или кого-то из сестёр.

Однако никого из них не увидела.

Я увидела другого человека. Того, кто никак не мог здесь находиться. И одновременно того, кого я желала увидеть всей душой.

———————————

Пояснения к временному промежутку: Александра отправляет письмо Груне в октябре 1877 года из Харькова. Почта в 19 веке между Россией и Туркестаном могла идти 2–3 месяца, учитывая расстояние и сложные маршруты. Груня получает письмо в декабре 1877 или начале января 1878 года. Обратное письмо от Груни доходит до Самарканда примерно к концу февраля.

Василий Степанович Булыгин стоял в нескольких шагах, в длинном пальто, припорошенном пылью, с той же тростью, на которую опирался. Его лицо, со шрамом над бровью, было серьёзным, но глаза… глаза горели чем-то новым, чего я не видела прежде.

Мир вокруг словно замер. Шум базара — крики торговцев, ржание лошадей, скрип телег — отступил, будто кто-то накрыл его плотным покрывалом. Остались только его фигура, высокая и чуть сутулая. Трость в его руке чуть дрогнула, когда он шагнул ко мне.

— Александра Ивановна, — произнёс он, и голос его, низкий и ровный, пробился сквозь моё оцепенение, как луч света в тёмной комнате.

Я открыла рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле. Сердце колотилось так сильно, что я боялась, он услышит. Хотелось броситься к нему, обнять, расцеловать, как родного, которого не видела годы, — но я сдержалась. Приличия, воспитание, да и местные нравы — всё это держало меня, как невидимые цепи. Я заставила себя улыбнуться — тепло, но без излишеств.

— Василий Степанович, — выдохнула я наконец, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Как вы здесь?.. Какими судьбами?

Он чуть склонил голову, и уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке. Но глаза его, серьёзные и внимательные, не отрывались от моего лица, словно искали в нём ответ на какой-то свой, невысказанный вопрос.

— Судьба, Александра Ивановна, — сказал он, — имеет обыкновение сводить людей в самых неожиданных местах. А я… я не мог оставить вас одну в таком далёком краю.

Его слова, простые и спокойные, ударили в самое сердце. Я почувствовала, как тепло разливается по груди, но тут же одёрнула себя.

— Я уже довольно самостоятельна, чтобы вы перестали меня опекать, — ответила, стараясь добавить в голос лёгкой иронии, чтобы скрыть смятение. — Но я рада вас видеть. Правда, рада.

— Позвольте проводить вас, — предложил он, указывая тростью в сторону узкой улочки, что вела от базара к крепостным стенам. — Здесь не место для долгих разговоров.

Я заколебалась. Чайхана, куда так любили захаживать мужчины, была неподалёку, и запах крепкого чая с мятой доносился до нас, смешиваясь с ароматом жареного мяса. Но женщина, да ещё русская, в таком заведении? Это было бы неслыханно. Даже в Самарканде, где русские гарнизоны привнесли свои порядки, местные обычаи держались крепко, и я знала, что появление в чайхане вызовет перешёптывания. Прогулка по базару тоже казалась неподходящей — слишком людно, слишком шумно. А вести его в общинный дом, где жили сёстры? Это было бы слишком смело, почти неприлично, хотя сёстры, конечно, приняли бы его с радушием.