Книга Дочь мольфара, страница 32 – Ри Даль

— Искать, — повторил священник, указывая вниз по реке.

Минуя проломы и заводи, сваливаясь в ледяную воду, обмораживая конечности до спазма, он упорно прокладывал дорогу всё дальше и дальше от истока. Шандор не оставлял святого отца, как и рыдающая Ксилла. Многие сельчане также пошли в указанном направлении. Но и многие бросили это занятие. Они потрудились три дня — достаточно, чтобы дать досужим сплетням разрастись вволю, но слишком много на одну бедовую девку.

Кое-кто уже поднялся обратно на обрыв и наблюдал сверху за неравной борьбой людей и стихии. Вода никого не щадила. Видать, и Каталину щадить не стала…

— Гляньте! — заорали с вышины.

Истерический вопль подхватил ветер и разнёс по ущелью. Почти сразу к первому голосу заторопились новые голоса:

— Каталина! Каталина! Живая!!

— Матерь божья…

Мужики поснимали шапки, бабы завизжали, дети захныкали.

Голова Шандор перекрестился. Отец Тодор замер в оцепенении.

Одна Ксилла на своих толстенных ногах понеслась по камням. Её с головой поливала горная вода. Алые пальцы, только-только отмывшиеся от кровавых следов, вновь страдали уже новыми ранами. Повязанный наискось платок растрепался, обнажив уродство. Но попадья не думала об этом.

Она смотрела на дочь, что стояла целой и невредимой на плоском выступе. Стояла и… смеялась.

— Дитятко моё! — закричала Ксилла, протирая к Каталине избитые руки.

Каталина продолжала смеяться. Она бодро спрыгнула гибкой кошкой на сухую окраину, не обратив внимания на плачущую мать. Движения её были плавны и безупречны как сама вода. Распущенные светлые волосы раздувало по ветру золотыми змеями. Жестокую улыбку ничто не омрачало, даже начавшийся дождь. Каталина шла под ним смело в одной нижней белой рубахе, что облепляла её тончайший стан самым бесстыдным образом.

— Здравия вам, честные люди, — хохотнула она красными губами на бледном лице. — Не меня ли ищете?

— Каталина?.. — хмуро глянул на неё голова Шандор и почему-то отступил на шаг назад.

— Я, — ехидно улыбнулась Каталина и зыркнула на отца с неприкрытым вызовом, какого Тодор отродясь не видал ни в чьём взгляде.

— Ты — не моя дочь… — проронил он потрясённо.

— Твоя, папенька, — улыбнулась Каталина.

— Слава тебе, боже! Слава! — примчалась Ксилла.

Она уже принялась стягивать с себя насквозь промокший тулуп, чтобы обогреть родную кровину. Однако Каталина остановила её.

— Он пусть отдаст мне свою одёжу, — и срамно показала пальцем на отца.

Ничего не понимающие сельчане то опускали глаза, то что-то бормотали себе под нос. Каталина — не Каталина. С виду — она. А говором — совсем не она. И повадками — точно не она. Да всё равно ведь живая, при свете дня ходящая. Стало быть, человек…

— Чудо… — неуверенно сказал кто-то из мужиков.

— Чудо! — подхватили бабы. — Чудо! Чудо!

Голова Шандор поглядел на сельчан, на бледного Тодора, на перекошенную Ксиллу, на улыбающуюся Каталину. Он снял свой тулуп и подошёл к девушке, укрыл её одёжей для тепла. Она облизнула красные губы и глянула столь лукаво, что сельского голову пробрало до костей от того взора.

Тем не менее, он возвестил так, чтобы все присутствующие его услышали, запомнили эти слова и передали остальным:

— Чудо к нам снизошло! Жива Каталина! И бывать свадьбе! Бывать!