Книга Дочь мольфара, страница 48 – Ри Даль

Чёрные тучи сгустились над Боровицей. Чёрные-пречёрные. Чернота их расползлась над гористыми землями ядовитой ртутью. И подними сейчас глаза к небу даже простой мирянин, понял бы, что свыше посылается недоброе знамение.

Однако сельчане пока не замечали ничего. Их умы заволокло ярморочное веселье. С приходом темноты представление продолжалось при зажжённых огнях. Люди пускались в пляс и прочее бесовство. Рекой лилась медовуха и хмельное пиво. Девицы взвизгивали восторженно, мужики всё бравурились потягаться в умениях с учёным медведем.

Всё село поглотила гипнотическая сила цыганского сглаза.

Но для Янко и Лисии то было лишь на руку. Незамеченные никем они легко преодолевали двор за двором. Они спешили в противоположную сторону от ярмарочной площади. И чем дальше они удалялись от общего балагана, тем меньше становилось света и тише кругом.

Янко чуял, что тишина эта обманчива. И сквозь глухую тишь до него будто бы снова и снова долетали крики возлюбленной.

«Успеть… Успеть бы только…» — подгонял себя Янко, снова поторапливая себя и Лисию, которая так уже запыхалась, что еле ноги переставляла.

Успеть…

Успеть было самым главным из всего возможного сейчас. В верности выбранного направления Янко не сомневался. Агнешка в церкви. Где же ещё сейчас может быть более укромное и никому неприметное место, чем не на церковном взгорье на краю села.

«Успеть…» — твердил себе Янко, глядя чёрными от страха глазами в черноту ночи.

В какой-то момент он посмотрел на небо. И не увидел ни звёзд, ни луны. Ему даже показалось, будто бы небеса затвердели и опустились к земле низко-низко. Протяни руку, ткни посильнее пальцем в небесную тьму — палец тотчас сломается.

В то же небо сейчас глядел и отец Тодор. Ему тоже надобно было успеть. Ему тоже был кстати праздник на базаре. Он тоже спешил.

Спотыкаясь и поминутно теряя равновесие на расхоженных тропках, отец Тодор не убавлял шагу.

«Успеть… Успеть бы только…» — молился он Всевышнему, зная, что Всевышний с ним, Всевышний, как всегда, за него.

Ведь не дочь свою пришлось убить отцу Тодору, а самую что ни есть нечистую силу. И все должны знать, все должны засвидетельствовать, каждый — и стар, и млад, какое зло учинила ведьма Агнешка. Её колдовством осквернились стены святой церкви. Её подлостью не знавать отныне покоя ни пресвятой великомученице Каталине, ни самому отцу её — рукоположённому пресвятому отцу Тодору.

Вот какое горе постигло всех. Вот какова расплата за нечестивые дела и помыслы. Вот, что ждёт каждого, кто станет мягок и добр к сатанинским отродьям.

Отец Тодор и сам не избежал того греха. Да, он проявил добросердечие, глупое и наивное, непросительное для человека его сана. Ему надобно было стоять твёрдо. Надо было с первого же дня своего в Боровице, как только глаз его остановился на колдовской красе, немедля изничтожить её, порвать, разрубить на части святым перекрестьем. Тогда б и Каталина, может, осталась жива. Тогда б, может, и отец Тодор мучил себя куда меньше.

Не за себя ведь ратовал он. Не за себя страдал. Лишь во имя Господа и во славу ему наносил он себе увечья. Боялся, что око человеческое несовершенно — ошибиться может. Как на самом-то деле говорила в священнике природная доброта его. Вот по доброте-то своей и допустил он ошибку.