Книга Дочь мольфара, страница 46 – Ри Даль

Отец Тодор разжал ладони, сделал шаг назад. Его пальцы, его лицо, его ряса — всё было в крови. В крови собственной дочери.

И теперь он снова видел перед собой Каталину. Не чудовище, не адское отродье, а маленькую девочку, что породило его отцовское семя, и которую он только что убил.

Каталина медленно-медленно моргнула.

— От..т..тец…

Священник затряс головой, а потом схватился за виски.

— Каталина… — выронил он, всего на миг заметив хорошо знакомое ему неуверенное движение губ, Каталининых губ, когда она заикалась. — Нет… Нет! — заорал он в пустоту храма.

Глянув на алтарь, на прикованную раздетую девушку, отец Тодор осенил себя крестом.

Затем бросился открывать двери, а затем скрылся за ними и тут же запер.

Теперь он бежал. Бежал быстрее быстрого. Бежал с озверелыми глазами, в которых отныне стоял подлинный ужас.

Ещё, ещё немного, ещё… Ну, хоть чуть-чуть!..

Руки совсем затекли и занемели. Запястья горели огнём. Распластанная на алтаре Агнешка пыталась высвободить хотя бы одну руку, но боль мешала ей, отнимала даже те крупицы сил, что ещё уцелели.

Однако тонкие ладони взмокли от пота, а верёвка уже чуть истрепалась, узел ослаб.

Издав, нечеловеческий стон и скрутив пальцы так, что они едва не раздавили друг друга, Агнешка всё-таки выдернула из верёвочной петли правую кисть, а с левой справилась ещё быстрее. И, наконец, пленнице удалось слезть с алтарного стола.

Холод ударил ей в стопы, когда она спрыгнула на пол. Осознание своей наготы и беспомощности ранило страшнее, чем давешние пытки. Утерев с глаз последние слёзы, Агнешка отыскала в углу брошенный там тулуп, завернулась в него.

Заледеневшие истерзанные конечности отказывались слушаться, но она всё-таки побрела вперёд. Происходившее в стенах церкви было знакомо ей по звукам, но пригвождённую к стене Каталину Агнешка увидела лишь сейчас.

Несчастное обескровленное тело болталось, будто бы прибитая гвоздём тряпица. И настолько бесчеловечно, страшно и зверски выглядела эта картина, что Агнешка даже не смогла толком испугаться.

Её мутило, и вместе с тем острое чувство жалости не давало отвернуть взор. Агнешка смотрела на обезображенный труп и тихонько всхлипывала, боясь представить, какие муки испытывала эта бедная девушку. Её лицо до сих пор искажала мученическая гримаса, повествующая о боли и страдании.

— Подойди… — вдруг произнесла Каталина.

Агнешка шарахнулась прочь, зацепила ненароком высокое кадило, которое с грохотом повалилось на пол, рассыпая свечи. Страх сжал её изнутри. Агнешка затаила дыхание, ожидая, что произойдёт дальше.

— Подойди… — повторила Каталина.

Её синюшная голова, похожая на череп, обтянутый мёртвой кожей, с впалыми глазами и красными дорожками крови, чуть приподнялась.

Агнешка не пошевелилась. Её приковало к полу кошмаром творящегося мракобесия.

— Подойди, не бойся… — попросила Каталина совсем ласковым, хоть и слабым голосом.

И Агнешка вдруг поняла, что разговаривает с ней вовсе не дочь священника. Та заикалась, да и дело было не только в обрывистой речи. Произносимые интонации чудились будто бы знакомыми, хотя Агнешка, пожалуй, никогда не слышала этот голос.

— Каталина?.. — спросила она, уже зная ответ наверняка.

— Нет, я — не Каталина, — мёртвая дева мягко и ужасающе улыбнулась. — Каталина ушла в Навь. Теперь и мне туда пора.