Книга Дочь мольфара, страница 49 – Ри Даль

Но теперь-то уже не допустит. Теперь-то уж все узрят истину. Теперь-то уж всякий поймёт, какое зло жило с добрыми людьми бок о бок, питаясь людскими соками, отравляя их чистые души.

Тут и площадь показалась. Яркие огни рыжими пятнами выхватывали из темноты то лыбящуюся крестьянскую морду, то поганый женский стан, изогнувшийся в плясе. Гомон обрёл такую плотность, что тяжёлые чёрные небеса упирались в него, споря друг с другом, как меряющиеся силушкой мужицкие кулаки.

Отец Тодор выскочил посреди орущей площади, вздымая трясущиеся окровавленные руки.

— Люди! — воззвал он грозно и торжественно. — Люди, очнитесь! Очнитесь и покайтесь, грешники!

Толпа начала стихать. Сдавленный ропот прокатился по кольцу человеческих тел. Люди присмирели и вслушались в зов.

— Покайтесь! — продолжал взывать святой отец. — Ибо вы грешны! И руки ваши в крови! — он продемонстрировал всем свои замёрзшие скрюченные конечности, на которых запеклась Каталинина кровь. — Вот какой грех я взвалил на себя, чтобы спасти ваши безнадёжные души! Как Спаситель отмолил вас перед Господом! Но теперь пришёл ваш черёд делать дела богоугодные!

Все молчали. Не шевелились почти. Только очами напуганными взирали на страшного человека в чёрной рясе. Любой бы сейчас принял отца Тодора за юродивого, кабы не знал его тут каждый. А в том, что это он, сомнений никаких быть не могло. Уже знакомые по церковным литургиям мощные интонации накрывали всех присутствующих металлическим колпаком. Отец Тодор говорил убеждённо и истово, как всегда, даже ещё убеждённей и ещё истовей.

— Что стряслось, отец? — вышел вперёд голова Шандор.

Лишь он один не побоялся приблизиться сейчас к Тодору. И лишь он один почему-то усомнился в святых речах.

Объяснить своё внезапное неверие староста не смог бы при всём желании. Нечто дурное и неказистое почему-то закралось в его думы с тех пор, как исчезла, а после нашлась Каталина. И терзало его это, шибко терзало и мучило. Хотя ничто подобное не должно мучить деревенского голову. Тем не менее, оно преследовало его неотлучно.

Голова Шандор сделал ещё шаг навстречу священнику. То, что он увидел в его глазах, заставило старосту побелеть.

А увидел он там смерть, жестокую и уродливую. И смерть эта вытекала из чёрных глаз отца Тодора вонючей топкой жижей.

— Где Каталина? — спросил голова.

— Ведьма сгубила её! — заверещал святой отец. — Сгубила нечистая! Сгубила дочь мою невинную! Сгубила!

Тодор ещё отчаяннее затряс увитыми кровавыми узорами руками. В каждое движение своё он вкладывал весь свой праведный гнев, всю свою веру, преданность и любовь к богу.

И боровчане закивали согласно с ним, даже не додумав ещё до конца, как и что случилось.

— Ты толком объясни, отец, — с нажимом повторил голова Шандор. — Как сгубила? Кто сгубила?

— Агнешка! Агнешка! — взвыл священник, кружась перед толпой в каком-то припадочном танце. — Агнешка опорочила моё дитя! Выпотрошила Каталинушку! Убила! Убила!

— Убила… Убила… — стали повторять один за другим сельчане.

— Да где? Где убила? — требовал ответа голова Шандор.

Внезапно святой отец резко остановился, за секунду вперился взглядом в старостины очи, вытянул к нему чёрные от крови пальцы.

— В церкви, — проскрежетал он зубьями. Под нижними веками его пробежал трескучий пульс, кожа у висков наморщилась. Священник загрохотал уже на всю округу: — В церкви нашей! Свершилось убийство! И я тому был свидетель!