Книга Дочь мольфара, страница 59 – Ри Даль

И лишь подумал об этом Янко, сразу вспомнил о Штефане, стал искать старика глазами. Искал недолго.

Мольфар лежал неподвижно среди камней. По его лбу пролёг наискось багряный след. Янко бросился к Штефану, приподнял ему голову, дотронулся рукой до алой черты.

— Янко… — выдохнул вдруг мольфар, тяжело и в тоже время с облегчением.

— Живой… Живой, дядько! — на радостях у Янко набежали слёзы.

Однако Штефан не дал доброй надежде ослепить юношу. Как бы ни желалось добра, ложью оно не украшается. И, конечно, старик должен был сказать, как есть, без жалости и без страха.

— Я умираю, сына. Умираю.

— Ты живой! — упорствовал Янко, перебивая старшего, забыв о всяком приличии. — Ты живой! Я тебя выхожу!

— Нет, Янко. Не выходишь. Я старый. И уже вижу Навь. Она давно меня зовёт. Но у меня была дочь. Я должен был защитить её. И не смог. Даже ценой собственной жизни…

— Как не смог?.. — Янко понадеялся, что старик бредит.

Штефан головой повредился — не ведает, что говорит. Но, к сожалению, для повредившегося головой говорил он слишком спокойно и складно.

— Не смог, Янко. Не смог. Агнешка тоже уже здесь. Вот она, — он улыбнулся луне, и гусиные лапки в уголках его глаз засверкали бриллиантами. — Но она не может уйти, пока ты её не проводишь. Как положено. С почестями. Проводи её. Проводи Агнешку…

— Нет… — Янко замотал головой. — Нет. Живая она! И ты живой!

— Оба мы ни живы, ни мертвы. И обоим нам нужна твоя помощь, чтобы преступить последнюю черту.

Растерев слёзы рукавом тулупа, Янко стиснул зубы и кивнул.

— Говори, дядько. Говори, всё сделаю.

— Перво-наперво возьми меня за руку.

Штефан попробовал сам шевельнуть рукой. Однако рука и внимания не обратила на его попытки. Как лежала безвольной плетью, так и осталось лежать. Но Янко послушался мольфара и дотянулся до его холодных пальцев, сжал покрепче, стараясь согреть.

— Да, вот так, — одобрил старик. — Я отдам тебе свой дар. Ты станешь мольфаром. Как я. И будешь служить людям. Как я.

— Но зачем?..

Янко напугался нешуточно. Не хотелось ему принимать такой дар. Такой и даром-то был не нужен.

— Иначе не могу, — спокойно объяснил Штефан. — Иначе не найти мне покоя в Нави. Так и застряну меж миров живых и мёртвых — до конца не омертвевший, но уже никогда не живой. И бродить стану до тех пор, пока все океаны не пересохнут, и последняя гора не перемелется в песок. Лишь преемник сможет открыть для меня последнюю дверь. Ты станешь моим преемником. Ты не стал мне сыном. Но станешь братом. Ты пойдёшь моим путём. Нежеланным тобой, но обретённым по воле судьбы. Так надо, Янко. Так ты сможешь проводить и Агнешку. Как ей пристало. Хотя бы так…

Штефан сохранял глаза открытыми и пристально держался ими за Янко. Чтобы иметь хоть какую-то зацепку с реальностью, которая становилась всё более скользкой, неуловимой, прозрачной и едва ли ощутимой.

Навь звала. Навь манила. Навь тихонько напевала песню, очень знакомую, очень родную и такую приятную.

Штефан видел и дочь — свою маленькую Агнешку. Но она не видела его. У Агнешки больше не было глаз. У Агнешки больше не было тела. Агнешка и сама не понимала, где она теперича. Она бесцельно слонялась в дождливой мгле, зачерпывая клубы тумана белыми ладонями, бесплотно искала отсутствующим белым взглядом нечто знакомое.