Книга Ненаписанное письмо, страница 38 – Игорь Толич

Ты передернула плечами:

— Тогда и посмотрим.

— Марта, пойми, я люблю собак. Но мы не можем относиться к собаке как к игрушке.

— Это ведь не дети…

По твоему потерянному взгляду я начал догадываться, о чем ты на самом деле печалилась в тот момент.

Я вздохнул:

— В каком-то смысле это дети. Причем дети, которых и ты, и я скорее всего переживем.

— Ты скучаешь по Доре?

— Скучаю, — помолчав, признался я.

— А я скучаю по Джеку.

Скучаешь ли ты теперь по мне, Марта? Я не был твоим псом, но я был предан тебе не хуже стаффордширского терьера. Но раз за разом увязал в одной и той же беспощадной мысли: без меня тебе будет лучше. Ведь я не мог подарить тебе собаку, как и детей. И, возможно, сейчас ты намного счастливее и смеешься еще чаще? Сейчас, когда меня уже нет рядом…

— Джей!

Пенни ворвалась в комнату, запыхавшаяся, прямо в грязных от дождя сандалиях и тут же принялась оправдываться, что сейчас все уберет.

Честно говоря, я ее не ждал. Не ждал до такой степени, что погрузился в работу с головой и не слышал, как она поднималась по ступеням ко мне на второй этаж.

Смеркалось, и дул влажный бриз со стороны моря. Я дышал им в полные легкие будто бы в первый раз. Я сегодня не выходил из дому, ничего не ел. Весь день просидел за компьютером лицом к окну, которое снова было целиковым, и больше ничто не напоминало о той злополучной ночи, когда я едва не прикончил себя.

Пенни готовила еду из продуктов, принесенных с собой: какую-то похлебку из рыбьих голов и лемонграсса, рисовую лапшу и зеленые стручки. Благодаря ей моя плита вновь выглядела сносно. Кажется, даже лучше, чем когда я сюда только въехал.

Комната быстро наполнилась ароматами приготовляемых блюд. Это немного помогло мне вернуться в реальность — настолько сильные запахи не были свойственны нашему дому, Марта, куда я мысленно отправлялся каждый раз, приступая к своим заметкам. Твоя еда всегда была простой и по-домашнему вкусной. А экзотические пряности отрезвляли мою душу и обжигали желудок.

Впрочем, я почти освоился даже с самой острой местной пищей, а уж к стряпне Пенни привык подавно — она учитывала мои географические корни, потому щадила перец и меня заодно.

— Пенни, — спросил я, взглянув на часы и поняв, что ее смена закончилась всего двадцать минут назад, — а где ты взяла продукты?

Она улыбнулась мелкими как рисовые зернышки зубами:

— У Сэма.

— У Сэма? А Сэм не был против?

Пенни призадумалась и ответила:

— Нет.

— А Сэм знает, что ты взяла продукты?

Она снова улыбнулась на тот же манер:

— Нет.

— Пенни, тебя уволят.

— Нет, — сказала она легко и добавила: — Не беспокойся. Ешь.

Мы просидели до позднего вечера. Пенни делала мне массаж — тщательно разминала плечи, шею, лопатки — и напевала что-то заунывное. У меня начали слипаться глаза. Она поняла это и вскоре оставила меня одного.

Сытый, расслабленный и убаюканный народной песней, я решил покурить напоследок, грезя о будущем спокойном сне, похожем на теплое домашнее одеяло. В теле и в сердце благоухала томная легкость, сравнимая разве что лёгкостью после яркого оргазма.

Я скрутил сигарету и неторопливо обстукивал ее о подоконник, трамбуя крошево листьев канабиса, затем поджег кончик и сладостно затянулся. Самокрутка зашипела, унося плененный разум в далекий космос.

Внезапно в прорехе пальмовых крон напротив моего окна вспыхнул яркий прямоугольник света. Я знал, что на соседнем участке, буквально в пяти метрах от моего находится другой дом. Там давно никто не жил, но комната на втором этаже сдавалась, как и моя, — я заглядывал туда, когда искал себе жилище. Меня не устроил ценник, по видимо, как и многих, кто смотрел эту комнату. Там не было плиты и холодильника. Только грубый матрац на полу и гамак, подвешенный на столбах. Такое жилье подошло бы одинокому парню-серферу, который не умел или не хотел заниматься готовкой дома, исключительно для ночлега. Но, вопреки ожиданиям, в световом окне появился совсем не мужской силуэт.