
Онлайн книга «История Натаниэля Хаймана»
— Всего хорошего! Не потеряйте лиры, драхмы и доллары! Толстяк сплюнул себе под ноги и вернулся к своим товарищам. А Мойра всё не сводила глаз с моря, слишком тихого для этой поры года. Его солёный аромат смешивался с запахом жареной рыбы и сладкого перца. — Ну, что за мысли у тебя, госпожа? — наконец спросил Бернард. Где-то вдали звучал затихающий детский плач и пьяные разговоры местных жителей. Кто-то дрался, кто-то отчаянно вопил бранные слова. Какой прекрасный город, но какие же отвратительные здесь вечера! — Ты не представляешь, как я счастлива сидеть здесь под золотыми лучами и смотреть на эту огромную синюю каплю! — тихо проговорила Мойра. — Да, море здесь пленительное, госпожа. — Нет-нет, оно здесь слишком хорошее. И зачем людям Бог со своим раем, когда есть море? Бернард видел, что госпожа тревожится. Её глаза блестели, и, наверное, она что-то держала в голове. Иногда она перебивала его молчание, вскрикивая: — Ну, послушай, Бернард, послушай! Слышишь, какие сказки рассказывают волны? Да разве есть на свете что-то прекраснее моря? Мало-помалу чары моря захватили и Бернарда. Он сидел возле Мойры, улыбаясь, когда улыбалась она. Больше всего Бернарда волновали чувства, рвавшие на куски его душу. Иногда он смелел и воспламенялся — разрази его гром, да он любит эту женщину и всегда готов за неё стоять! Но у неё всегда нашёлся бы ответ, что любовь — искусственное чувство, глупость, вычитанная из книг, туман, в котором путаются лучшие из людей. Она не боялась пускаться в рассуждения о разрушительной силе любви. Но страшно боялась самой любви. Едва Бернард заводил речь об этом чувстве, выражение её лица изменялось и неизменно становилось строгим, в глазах появлялась воинственность и стервозность. Чем дольше они находились бок о бок, тем сильнее было отвращение Мойры к Бернарду как к мужчине, она считала его братом, другом, помощником — кем угодно, только не любовником. Она не могла объяснить ему своих чувств, поэтому всегда прикрывалась сдержанной вежливостью. Бернард никогда не обладал Мойрой, как любовник, но его постоянно преследовал её голос, запах, образ — неистовая любовь, страсть и влечение к прекрасной гречанке возрастали с каждым днём. Он мечтал, что когда-нибудь завоюет эту женщину или хотя бы заставит её полюбить себя. Мадам Шахор не спеша закурила сигарету. Бернард мучился и тосковал — госпожа холодно и равнодушно смотрела на него, всем своим существом отвергая его, намекая, что в любви с ним ей будет скучно. Внезапно Бернард заговорил так громко, что даже встревожил гостей заведения: — Так, значит, это верно? Я только что узнал, что Доминик занимается похоронами Натана Хейма… А у меня, дурака, было какое-то доброе предчувствие, надежда, что всё закончится хорошо. А вместо этого — такой ужасный конец! Как ты говоришь, нить его жизни оборвалась? Жаль! Видимо, там, где Бог творит добро, Дьявол тут же сеет зло! — Всё рухнуло, и та бессмысленная скотина, Доминик Рууд, оказался чудеснейшим неудачником… — вспылила Мойра. Я проснулся среди ночи. Но голос Мойры всё ещё звучал в моей голове: — Бернард, может, останемся в Греции, чтобы забыть унылую жизнь в Париже. Радости у нас больше не будет, всё прогорело, так пусть хотя бы край отцов поднимет мне настроение. Книга его жизни закончилась… противной и глупой смертью… жизнь его была намного лучше… Мои сёстры сильнее меня, я не могу менять судьбы людей… я не в силах этого сделать… |