Книга Корень зла среди трав, страница 93 – Татьяна Степанова

– Ладно, как хотите, храните секреты, – полковник Гущин решил не настаивать пока.

– Парень испорчен, – заявила Светлана Кантемирова. – Сатаней его испакостила. Погубила. Попомните мои слова – добром у них с сынком не кончится.

Клавдий Мамонтов видел: товароведа-антиквара так и распирало – старухе хотелось рассказать им, поделиться. Однако что-то ее сдерживало. Может, не только страх уголовной ответственности за клевету, но и опасения: они ее снова подначат, как с ее «мистической версией» событий на Домбае. Полковник Гущин тоже это понял, выдержал приличную паузу, давая ей время побороться с собой, однако Светлана Кантемирова умолкла. Выжидательно поглядывала на них – искоса, подобно старой взъерошенной вороне.

– Вашу сестру окружают разные люди, – полковник Гущин начал с другого конца. – Ее компаньон по бизнесу Щеглов, например…

– Деляга прожженный, – выпалила Светлана Кантемирова. – Ничего святого. Одни деньги на уме. Цинизм и коварство. Вот увидите, он у сеструхи бизнес со временем отожмет, себе все заграбастает. С какой стати ему теперь, когда Керим в Дубай улетел и не защитник больше сеструхе, с ней прибылью делиться? Она в делах ничего не смыслит. А Тема лишь Керима страшился. Тема Сатаней непременно кинет. А может, и того хуже. Бог услышал мои молитвы – сколько я просила, чтобы Сатаней и вся ее семейка пострадала, разорилась…

– Ваша сестра не разорилась, она просто развелась с мужем и поделила имущество, – ввернул Макар.

– Осталась с голой ж…! – торжествующе выпалила бывший товаровед-антиквар. – Разве сравнимо с ее прошлыми богатствами? Хоромы в Баковке, которыми передо мной, тварь, хвасталась, и те с молотка пустили. Я еще помолюсь – авось совсем у них все гикнется… прахом пойдет!

– На коленках стоите, поклоны, наверное, перед сном бьете? – опять не удержался Макар.

– Бог мне против Сатаны помогает, – пылко, истово отрезала Светлана Кантемирова. – Молюсь, прошу и получаю желаемое.

– У вашей сестры есть секретарша Тамара Цармона, – вспомнил Клавдий Мамонтов. – Что она за человек?

– С… – снова выпалила Светлана Кантемирова. – Бездарная и тупая. В спорте подвизалась когда-то. Мечтала на Олимпиадах побеждать – с шестом корячилась… Дальше спартакиад и отборочных никуда не двинулась. Меня из-за Пети моего гнобили, кислород мне перекрывали. А ее никто не гнобил, ей все помогали, тянули ее. Но она сама ни черта не смогла добиться. Лучше бы плясала в театре «Ромэн», как ее мать, Ляля-цыганка. Больше было бы проку. Та хоть пожила в свое удовольствие когда-то. Со всеми романы крутила, гуляла, пела, порхала стрекозой. Это еще до рождения Тамарки – собирались компании творческой интеллигенции в Доме актера, на «Пушке», «на уголке» в ресторане «Националь», пили до чертей, а к ночи ехали в ресторан аэропорта Шереметьево, он единственный в Москве круглосуточно наливал. Иностранцы с ними гужевались по ресторанам. Ляля себе и подцепила чилийского коммуняку Адриана Цармона. Его, как Корвалана, на какого-то сиониста тогда поменяли. Слыхала я от людей осведомленных, что он как в СССР, бедолага, приехал, огляделся – сразу запил. До такой степени разочаровался. Здесь ему хуже, чем в Чили при Пиночете, показалось. С горя женился на Ляле-цыганке. Кстати, познакомил их Наташкин будущий муж Юрка Авессоломов, говорят, свел их в своей художественной мастерской. Как перестройка началась, чилиец быстро за границу смотался – бросил и Ляльку-плясунью и Тамарку-дочку. Мать Тамарки работала с Сатаней, танцам ее учила, затем даже в ее школу хореографии нанялась преподавать. Сатаней через нее и с Юркой Авессоломовым еще прежде Наташки познакомилась. Может, и переспала с ним? Он на всех баб как кобель бросался. Потом Ляля заболела, с головой у нее стало плохо, и Тамарка о ней не заботилась. Бросила мать в больнице психиатрической. С… бессердечная… Прилипла она к Сатаней, когда та за Керима выскочила замуж. Почуяла, выжига, что выгоду получит, если в служанки-компаньонки на все готовое в их богатый дом наймется, раз со спортом и личной жизнью из-за травмы таза у нее полный облом вышел. Всю жизнь она при сеструхе как тень. А та ею помыкала, словно холопкой.