
Онлайн книга «Воля владыки. В твоих руках»
За обедом ей передали еще одну бутыль, и надпись на ней совсем не обрадовала. «Вместо кофе. Вместо, а не после. Будет нагрузка на сердце». С другой стороны, хотя бы вкус у питья был не такой мерзкий, как у других снадобий Саада. А по сравнению с прочим лишение кофе — даже не мелкая неприятность, а так, тьфу. На ужин она не пошла. Сначала пряталась ото всех в саду, потом проскользнула в комнату и сделала вид, что спит. Укуталась одеялом с головой и снова достала из-под подушки рубашку. Прижала к лицу, вдохнула запах. Вдруг вспомнилась Нарима: «У тебя здесь нет ничего своего». — Теперь — есть, — прошептала Лин. Пока этот запах не выветрится, он будет принадлежать ей одной. Засыпая, надеялась, что снова приснится Асир. Пусть даже в гневе, лишь бы хоть на миг, хоть во сне оказаться с ним рядом. Но снился почему-то профессор — нависал над ней, как будто и правда вел допрос, называл «ошибкой эволюции» и «умственно недоразвитым представителем своего вида» и требовал сдать халасан «как вещественное доказательство». Ладуш одобрительно кивал из-за кружки с чаем. Потом вдруг появился Адамас и заговорил голосом владыки. «Если ты будешь слабой, мы разочаруемся». «Он уже разочаровался», — хотела ответить Лин и проснулась. Сераль спал. А у нее бешено билось сердце, и подушка оказалась мокрой от слез. А еще почему-то ныла грудь. Не сердце, не мышцы, это Лин поняла бы, а именно грудь. Хотелось сжать ее руками, потереть соски. Хотелось представлять, как сделал бы это Асир. Ощутить на себе его руки. Однажды он сделал так… почти так. Всего лишь накрыл ее грудь ладонями, без намека на ласки, на возможный секс. Но сейчас то прикосновение вспомнилось до невозможности ярко. Так ярко, что между ног стало мокро и горячо, а соски напряглись и заныли. — Да в бездну, — всхлипнула Лин. Перевернула подушку сухой стороной. Это все профессор с его расспросами. Ладуш с его предложениями выбрать кродаха. И ее собственные дурацкие надежды, которые никак не хотят уходить. И прикосновения владыки Асира, которые она, оказывается, помнит все, с самого первого дня. Как много их было — и как ничтожно мало. Неужели и правда все закончится вот так? «Владыка не желает говорить о тебе». Это значит, что ее не допустят к нему. Хотя бы для того, чтобы извиниться, сказать, как сожалеет. Больно. Даже Нариме он дал второй шанс. «Потому что Нарима глупа и слаба, она не понимает, а ты — другая, ты должна понимать», — наверное, так сказал бы владыка, если бы снизошел до объяснений. Вот только… Именно поэтому и не снизойдет. Потому что она — не Нарима, не Сальма, не изнеженная фиалка, рожденная для сераля. Больно, как же больно. Ее дурацкий взрывной характер, сколько раз Каюм выговаривал, даже орал: «Повзрослей наконец, тебе уже не шестнадцать, чтобы сначала делать, а потом жалеть.» С другой стороны, охранка — не сераль, там ее характер был к месту. Ну… почти всегда. Снова она заснула только под утро, когда за окном уже угадывался близкий рассвет. Зато ничего не снилось. И завтрак проспала. Хесса не стала будить, и Лин подумала, что стоит сказать за это «спасибо». Но до любимого места подруги в саду не дошла, свернула за густо оплетенные розами шпалеры, легла в траву и лежала, глядя в небо, пока не нашел клиба с обедом. |