Книга Воля владыки. У твоих ног, страница 116 – Рия Радовская

— Это плохо. Очень плохо. Во время течки выбирать не приходится. Но из меня советчик в таких делах, конечно… Сама не знаю, что делать. Сижу и жду как идиотка… — Хесса отложила книгу, нервно переплела пальцы. — Я бы, наверное, тоже не смогла спросить. Но слушай, он же ни с кем из сераля больше не общается так много. Не считая Лалии, но она все-таки митхуна и вообще одно большое исключение. Вряд ли только из жалости. Из жалости он бы мог… ну, не знаю, дворнягу какую подобрать, — она вдруг осеклась. — Слушай, извини, что-то я не то говорю.

— Да я как раз на такую дворнягу и тяну, — согласилась Лин. — Которую подобрали и приютили, потому что идти ей некуда. Но это… нет. Ему интересно. Он меня расспрашивал, как у нас что. Но вот та история, которая со мной из-за того лекарства — ему не нравится. Сказал, что тех, кто это придумал, отправил бы на плаху, потому что нельзя так извращать природу. И когда я говорила, что не хочу быть анхой, ты бы видела, как он на меня смотрел. Как на мерзость. А сейчас… Оно только-только прошло, понимаешь? И я как будто не я, хочу, чего раньше не хотела, смущаюсь как дура там, где раньше повода для смущения не видела. Я боялась течки — просто того, что она будет. А сейчас боюсь, что он меня не возьмет. Это нормально вообще, а?

— Я всю жизнь боялась течки. Ненавидела ее и боялась, потому что… — Хесса заговорила еще тише, будто не с кем-то, а сама с собой, так что Лин еле разбирала слова. — Это был гробаный кошмар. Не просто подстилка, даже не просто подстилка, которую имеют как хотят, а гораздо хуже. Подстилка хотя бы боли не чувствует. Я потом до следующей течки еле успевала разрывы залечить, кровоподтеки свести и с мордой что-нибудь сделать, потому что им, мерзким кродахам, не все равно, какая у анхи рожа. Сами фингалов понаставят, а кому и зубы выбьют, а потом рыло воротят.

Она помолчала, покусала костяшку на пальце и отвернулась.

— Я здесь в первый же вечер хотела сдохнуть. Вазу какую-то грохнула. Да мне поровну было чем, честно говоря. Потому что всякого о дворце наслушалась. Что здесь еще хуже, чем в трущобах, что владыка по-разному развлекаться любит. Например, отдавать анху на круг стражникам и смотреть. Или дворцовым извращенцам — так же. И знать я здесь никого не знала, и договариваться было не с кем, и все дырки в единоличное пользование предлагать, чтобы пометили, некому. Да и зачем я им, здешним? У них тут благородные, знатные, нежные, а я кто? Шваль трущобная. Короче… разное передумала. Дохнуть мне не хотелось, конечно, но… казалось, так лучше. А потом… потом я много всякого про течку узнала. Это не было… ни больно, ни унизительно. Но теперь как подумаю, что меня не он, а кто-то другой трахать будет, тошно делается, хоть вой. Я не знаю, что это. У меня тоже такого не было никогда. И не знаю, как у других бывает. Но для меня сейчас это нормально, да. То, что ты говоришь. Вернее, ненормально совсем, конечно, меня никто не выбирал, и мне выбирать нельзя, никому из нас нельзя, потому что потом… совсем край может быть, вот что. Но не получается по-другому. И это бесит.

— Я не верю, — прошептала Лин. — То, что ты слышала. Он не такой. Ну, ты же видела, за что стражникам отдают, мы обе видели. А слухи, — она вспомнила Нариму — вот сидит рядом с тобой убийца-душительница, так?