Книга Воля владыки. У твоих ног, страница 33 – Рия Радовская

— Входи и садись.

— Составить вам компанию? — спросила Лалия.

— Нет. И помни, о чем мы говорили.

— Я ничего не забываю, — в голосе послышалась отчетливая насмешка. — Надеюсь, и ты помнишь, что обещал.

— Про завтра? — владыка что-то размашисто нацарапал на свитке и отшвырнул его на пол. — Помню. Исчезни.

Лалия исчезла. Лин прошла к подушкам, оглядела пеструю россыпь — шелковые, атласные, парчовые, с золотыми и алыми кистями. Можно не то что сесть, даже лечь и выспаться — будет мягко. А вот быстро вскочить не получится.

«Здесь и не придется», — напомнила себе Лин. Выбрала подушку пошире, умостила ее поверх прочих и села.

Очередной свиток упал почти у ног. За ним прилетел третий.

— Безмозглые идиоты, — сказал владыка и следующий просто разодрал пополам. — В твоем мире есть зверинцы?

— Конечно, где их нет, — удивилась Лин. Странный первый вопрос о новом мире.

— И кого там держат? Саблезубов, анкаров, львов, зверогрызов?

«И странный набор зверей», — отметила Лин. Хищники, опасные твари, бойцовые и боевые.

— Нет, владыка. Львов — да, в городском зверинце Утеса есть пара. Но остальные слишком опасны, чтобы держать их там, где гуляют люди. В наших зверинцах — красивые или забавные животные, на них любят смотреть дети, их можно кормить, а некоторых и гладить. Тюлени, морские котики, еноты и лисы, ламы. Мартышки и попугаи. Лебеди. Я не помню всех, я была там много лет назад, еще ребенком.

Владыка отложил перо, поставил локти на стол и, устроив подбородок на переплетенных пальцах, с интересом посмотрел на Лин:

— Не любишь зверей или зверинцы?

— Почему не люблю? Просто это детское развлечение. Туда ходят семьями, школьников приводят погулять. Что мне там делать?

— Смотреть на силу, на повадки и грацию, на природу, которую пытаются загнать в клетку. Но даже в клетке они не превращаются в домашних котят. И никогда не забывают воли. Мои анкары принимают мясо с рук не потому, что голодны, а потому что оказывают человеку милость. Один удар лапы, и он может лишиться жизни. Они знают об этом. И я тоже об этом помню. Нам есть чему поучиться у них.

Лин прикрыла глаза. Как и подобает хорошему начальнику или мудрому правителю, владыка метил сразу в несколько целей. Понять, насколько опасен другой мир, лучше узнать чужачку — это было понятным и правильным. Но третье…

— Я не люблю психологов. С ними у меня связаны исключительно неприятные воспоминания.

— Что это за зверь?

— Человек, — поправила Лин. — Человек, которого научили лезть в душу другим людям и что-нибудь там исправлять. Который оценивает, пригоден ли ты для работы или для семьи, задает болезненные вопросы и такими вот разговорами подводит тебя к нужной мысли или нужному решению. Нет, владыка, я не хочу ничему учиться у ваших анкаров. Я себя устраиваю такой, какая есть.

— Полезный человек. Мне не помешал бы такой. А вот ты ошибаешься. Или врешь себе, или глупа. Ты не устраиваешь себя такой, какая ты есть, агент Линтариена из безумного мира. Если глупа, это можно простить. А вот если врешь, то не стоишь даже когтя самого облезлого полудохлого анкара, потому что они честны. Врать мне — ошибка. Врать себе — преступление. А преступники в любом мире должны быть наказаны.

Лин задохнулась под тяжелым взглядом. Хотелось сказать слишком многое. Начиная от того, что да, конечно, хороший психолог этому миру не помешает, а вот который из миров безумен, можно и поспорить. И заканчивая тем, что она совсем не против уступить внимание владыки любому полудохлому анкару. Она прикрыла глаза, выдохнула и сказала совсем другое. Ответила на то, что и в самом деле задело, потому что для того и было сказано.