Книга Воля владыки. У твоих ног, страница 43 – Рия Радовская

Владыка неожиданно легко согласился, видимо, всерьез собирался разобраться в странных изобретениях чужого мира. Лин даже немного посочувствовала Сааду. Асиру не было скучно слушать о холодящих ящиках и проводах. Он не смотрел с восторгом, как мальчишки из трущоб, когда им рассказывали о Верхнем городе с шикарными кинозалами, ресторанами и портом, в который приходят лайнеры с материка. Его интерес был скорее практическим. Но Лин готова была поклясться, что он тысячу раз подумает, прежде чем попытается внедрить что-то иномирное в своей Имхаре. А может, даже прикажет казнить с десяток ученых, чтобы другим неповадно было менять природу, как заблагорассудится. Во всяком случае, идея получить в лаборатории мясной полуфабрикат вместо жирного, сочного, свежего куска баранины его точно не привлекала.

— Чай? — предложил владыка. — Или кофе?

Сумерки давным-давно сгустились, с бархатно-черного неба сияли невероятно крупные, яркие звезды, оглушительно трещали в кустах цикады. Только рокота прибоя не хватало для того, чтобы вообразить себя скучающей на дежурстве, когда все спокойно и можно коротать время за трепом обо всем подряд. Лин невольно улыбнулась сравнению.

— Кофе. Хорошая ночь.

Еще одна отвратительная ночь. Не то чтобы у Хессы хоть когда-нибудь случались хорошие, беззаботные ночи, но немного спокойствия она могла себе отвоевать, выцарапать, выгрызть, выбить в конце концов. Но не во дворце владыки. Здесь она была не просто вещью, не просто анхой — мусором, пылью под сапогами и сандалиями, ничтожеством. Вторая ночь во дворце только начиналась, а у Хессы уже резало в глазах от недосыпа и идиотских подступающих слез. Она боролась с ними как могла, презирала себя, даже ненавидела, но во время течки справиться с желанием, засунуть поглубже трижды проклятую похотливую суть анхи никогда не получалось. Пока еще соображала, могла держаться, пусть и из последних сил. Не подвывать, не скулить, не бросаться на дверь в надежде, что хоть кто-нибудь услышит, сжалится и войдет. Стражник, пробегающий мимо слуга из клиб — плевать, уже плевать, лишь бы почувствовать чужой запах, лишь бы притупить жажду.

Из маленького, забранного решеткой окошка под потолком лился лунный свет. Хесса смотрела на него, привалившись спиной к холодной стене. Лежать она больше не могла, только ежиться, неловко подтягивая связанные колени к груди, и стискивать зубы от злости и бессилия.

Разряженный петух Ладуш не причинял боли, когда расковал утром, а потом вязал по рукам и ногам, наоборот, будто нарочно издевался — прикасался мягко, стягивал не слишком туго, но все равно не развяжешь — Хесса пробовала. Ободрала в кровь запястья, чуть не вывихнула плечи — не помогло. Тонкие тряпки, в которые ее вырядили вместо привычных домотканых штанов и рубахи, щекотали ставшую чересчур чувствительной кожу, раздражали мягкими, незнакомыми ощущениями. Шаровары давно промокли и теперь облепляли задницу, так что при любом даже намеке на движение Хесса вздрагивала и морщилась.

Она не знала, что ей уготовано — может, свихнется к утру, а может, швырнут на потеху стражникам. Соберется привычная толпа с подначками и улюлюканьем. Будут смотреть, жадно капая слюной, или даже поучаствуют в забаве. Какая, к бестиям, разница, где она — посреди трущоб или во дворце? Кродахи везде одинаковые — наглые похотливые твари, которым плевать на всех, кроме себя. С Рыжим можно было договориться хотя бы на полноценную вязку, пусть и со зрителями, здесь договариваться не с кем. Значит, будет много кродахов и много боли. От одной мысли к горлу подкатывала тошнота, но в голове уже мутилось. Желание с каждой минутой становилось все острее, а значит, скоро станет все равно с кем, как и сколько раз.