Книга Сон на яву, страница 106 – Рада Теплинская

Глубоко, до боли в груди, вдохнув, Эмили осторожно, словно боясь нарушить хрупкое равновесие, потянула на себя тяжёлую дубовую дверь. Та с неожиданным скрипом распахнулась, и свежий, бодрящий, почти осязаемый воздух мгновенно окутал её, вытеснив затхлую, душную, пропитанную напряжением домашнюю атмосферу. Это было спасением. Апрельское утро было поистине чудесным, словно сама природа, исполненная сочувствия, пыталась залечить глубокие душевные раны Эмили. Воздух был прохладным, но не колючим, он был наполнен свежими, терпкими ароматами талой земли, распускающихся почек и нежной, едва пробившейся зелени, обещающей возрождение.

Над головой раскинулось ослепительно голубое, бездонное небо, такое чистое и прозрачное, что казалось, сквозь его необъятную лазурь можно заглянуть в саму вечность, увидеть далёкие, недостижимые миры. По его бескрайнему простору лениво, почти неподвижно плыла всего одна-единственная белая пушистая тучка, словно одинокий парус в бескрайнем, полном надежд океане — или, быть может, как одинокая Эмили, ищущая свой путь. Ярко-жёлтое солнце, уже поднявшееся достаточно высоко, щедро, без остатка дарило своё живительное тепло, окутывая мир мягкой золотистой дымкой и обещая день, который мог бы стать прекрасным, если бы только Эмили смогла найти в себе силы поверить в это.

Девушка шла по дорожке, посыпанной светлым гравием, хруст которого под её лёгкими туфельками казался неожиданно громким в утренней тишине раскидистого сада, только-только пробуждающегося от зимней спячки. Она миновала сочно-зелёные кусты сирени и жасмина, на которых уже начали набухать плотные упругие почки, обещая скорое цветение. Она прошла мимо аккуратных клумб, где уже пробивались к свету первые ростки нарциссов и тюльпанов, готовые вот-вот распуститься и залить сад буйством ярких, чистых красок. Каждый шаг по мягкой, влажной от обильной ночной росы траве на широкой лужайке приносил Эмили необъяснимое, почти физическое облегчение, словно утренняя влага и свежесть смывали накопившуюся тяжесть с её измученной души.

Её взгляд скользнул по просторному, тщательно ухоженному участку и наконец остановился на уютной беседке, увитой густым тёмно-зелёным плющом, или бельведере, как её изысканно называли в этом доме. Она стояла на небольшом естественном возвышении, словно специально созданном для того, чтобы обещать уединение, покой и защиту от внешнего мира. Эмили прекрасно знала, что из этой беседки открывался поистине великолепный, захватывающий дух и в то же время душераздирающий своей нетронутой красотой вид на живописные окрестности: бесконечные изумрудные холмы, мягкими волнами уходящие вдаль и плавно переходящие в таинственную лиловую дымку далёких лесов, простирающихся до самого горизонта. Там, внизу, сверкали на солнце серебристые изгибы медленно текущей реки и виднелись аккуратные, словно игрушечные, фермы, разбросанные по зелёной долине. Именно туда, к этому островку спокойствия, к этому уголку мира, где, казалось, можно было вздохнуть свободнее, и направилась Эмили. Она шла в надежде, что здесь, на лоне природы, она сможет найти если не ответы на мучающие её вопросы, то хотя бы временное спасительное забвение от гнетущей реальности.

Эмили по-прежнему отчаянно, почти до пульсирующей боли в висках, старалась не думать о том, что произошло накануне. Невысказанное, ещё не осознанное до конца, оно давило на неё, предвещая неизбежную катастрофу. Она гнала прочь неотступные тени вчерашней угрожающей встречи, ощущая их липкое, удушающее присутствие, словно рой назойливых, злобных мух, жужжащих прямо у её ушей и не дающих сосредоточиться, перехватывающих каждую мысль, каждый вдох. Почти болезненным усилием воли, цепляясь за каждую мелочь в окружающем мире, словно за спасательный круг, она заставляла себя любоваться роскошной, щедрой природой вокруг и прекрасным, многообещающим новым днём, который, казалось, насмехался над её внутренним смятением, над её отчаянной попыткой сохранить хоть каплю рассудка.