Книга Сон на яву, страница 108 – Рада Теплинская

Решив поднять её, движимая врождённым стремлением к порядку, которое обычно успокаивало её нервы, Эмили неторопливо обошла изящный столик — и замерла, словно наткнувшись на невидимую, но непреодолимую стену. Невидимый электрический разряд пронзил её тело от кончиков пальцев до макушки. Сердце ухнуло куда-то вниз, в бездонную пропасть, пульсация в висках прекратилась, кровь отхлынула от лица, сделав его мертвенно-бледным, почти прозрачным, как ледяное изваяние. Дыхание перехватило, лёгкие отказывались повиноваться, словно их сжал невидимый кулак. Мир вокруг сузился до одной пугающей точки. Она увидела, что на полу лежит вовсе не подушка. Вместо мягкой, пухлой, податливой формы, которую она ожидала увидеть, её взору предстало нечто совершенно иное, нечто леденящее душу, нечто ужасное, что заставило её разум мгновенно возвести невидимую, но неприступную стену, блокирующую этот образ, пытаясь защититься от невыносимой реальности. У подушек не бывает золотистых, рассыпавшихся по полу волос, образующих жуткий нимб вокруг неестественно вывернутой, сломанной шеи. У подушек не бывает мертвенно-бледных, покрытых болезненной синевой лиц, на которых навеки застыл ужас, отражающийся в широко распахнутых, теперь уже стеклянных, безжизненных глазах, устремлённых в пустоту, в бесконечную тьму, словно они увидели нечто запредельное, нечто такое, что навсегда стёрло свет из этого мира.

Воздух был пропитан дурманящим ароматом увядающих садовых роз, смешанным с сыростью влажной земли и острым запахом осеннего листопада. Но для молодой девушки, застывшей в ужасе, эти тонкие нюансы бытия не существовали. Она не чувствовала ни приторной сладости роз, ни влажной прохлады, ни лёгкого ветерка, который всего несколько минут назад ласково касался её кожи, предвещая покой. Каждый нерв, каждая клеточка её существа были пронизаны ледяным, всепоглощающим страхом, который сковал её лёгкие, отказывавшиеся вдыхать спасительный воздух. Ей казалось, что привычный мир вокруг неё с грохотом рухнул, а земля стремительно уходит из-под ног, увлекая её в бездонную пропасть отчаяния. Неужели это происходит наяву? Неужели этот кошмар — не просто ужасный сон, от которого можно проснуться?

Прямо у её ног, в самом сердце ажурной кованой беседки, ещё несколько часов назад сиявшей светом праздничных фонариков, где эхом разносился звонкий смех и в воздухе витали мелодии старинной музыки, теперь лежало нечто. Нечто неподвижное, пугающе реальное в своей мёртвой тишине. Казалось, оно поглощало весь свет, всю радость и весь воздух вокруг себя, оставляя лишь звенящую пустоту. В её затуманенном ужасом сознании не возникло ни секунды сомнений: это была Антониета Агилар.

Антониета Агилар, чьи ясные небесно-голубые глаза ещё вечером сияли озорством, любопытством и безграничной жаждой жизни, теперь были широко раскрыты в немом удивлении и застыли в выражении вечного вопроса. Они безжизненно смотрели в темнеющее беззвёздное небо сквозь изящный ажурный купол беседки, отражая лишь черноту и предчувствие беды.

Антониета Агилар лежала в своём роскошном вечернем платье из дорогого струящегося синего шёлка, который ещё недавно переливался в свете свечей, словно живая вода. Казалось, оно сохранило в себе последние отголоски прошедшего праздника, но теперь его некогда безупречная ткань была пропитана тёмной густой влагой — и это была не роса, а нечто гораздо более зловещее. Потоки алой, почти чёрной в лунном свете крови застыли в глубоких складках ткани, превратив некогда роскошный наряд в жуткий багровый узор, в макабрическое произведение искусства, созданное смертью.

Изящный испанский кинжал с инкрустированной рукоятью зловеще поблёскивал в тусклом свете луны, словно хищный глаз или драгоценный, но смертоносный самородок, торчал прямо из её груди. Там, где ещё несколько секунд назад билось сердце, полное надежд, юношеских планов и невысказанных мечтаний. Казалось, кинжал был вонзён с холодной, расчётливой точностью, демонстрируя свою жуткую, смертоносную красоту и необратимость содеянного. Девушка стояла, онемев от глубочайшего потрясения, её разум отказывался принимать увиденное. Она вдыхала едкий металлический запах крови, смешанный с чистым ароматом свежескошенной травы и влажной земли, и с каждой секундой всё яснее понимала: этот вечер изменил всё. Необратимо. Ибо перед ней лежала не просто знакомая ей женщина, а та, кто больше никогда не поднимется, чья жизнь оборвалась здесь, в этом некогда прекрасном саду, под покровом лживой холодной ночи.