Книга Сон на яву, страница 107 – Рада Теплинская

Свежий утренний воздух, прохладный и чистый, словно целебный бальзам, ласкал её щёки, наполняя их ароматом влажной земли, пробудившейся от ночной прохлады, озоном после недавнего лёгкого дождя и нежными запахами распустившихся цветов, чьи ароматы — медовые, травяные, древесные — сливались в единую гармоничную лесную симфонию. Умытая росой поляна сверкала в лучах только что взошедшего солнца, превращаясь в бескрайнее живое полотно из жидкого золота и чистейших бриллиантов. Каждая травинка, каждый крошечный листочек на деревьях, каждая паутинка, усыпанная жемчугом, светились, словно покрытые тысячами мельчайших искр, отражая радужный свет. А птичий хор звучал особенно звонко, беззаботно и радостно, наполняя мир мелодиями, словно вся вселенная праздновала наступление нового дня, не ведая о тревоге, сжимающей горло и сердце Эмили.

К тому же, мелькнула у неё навязчивая мысль, когда она неторопливо подходила к ажурной беседке, стоявшей вдалеке, словно хрупкое кружевное видение, сотканное из тумана и утреннего света, — не стоит торопить события. События последнего времени развивались слишком стремительно, угрожая её хрупкому равновесию, той едва дышащей скорлупке спокойствия, которую она с таким трудом выстроила и в которой отчаянно пыталась укрыться от нарастающего хаоса. «Возможно, всё ещё как-нибудь наладится», — шептал внутри неё слабый, но настойчивый лучик надежды — единственная опора против надвигающегося, всепоглощающего отчаяния. Кто знает, может быть, ночью Антониету Агилар, эту безжалостную, холодную, как лёд, женщину, мучили угрызения совести — редкие, мимолетные гости в её мрачной, бездонной душе? Может быть, она решила оставить беззащитную сироту в покое, отказавшись от своих зловещих, хищнических планов, которые грозили безвозвратно разрушить жизнь невинного ребёнка? Эмили почти физически ощущала, как цепляется за эту отчаянную, почти нереальную, призрачную мысль, как утопающий хватается за единственную соломинку, за последнюю нить, связывающую его с реальностью.

Она вошла под своды беседки, шагнув из мягкой утренней тени в залитый золотым солнечным светом интерьер. Восьмиугольная беседка, сплетённая из белого кованого железа, с тонкими изящными узорами, напоминающими фантастические растения, словно окутала её теплом, создав уютное, но странно настораживающее укрытие. Едва уловимая, но настойчивая нота фальши проникла в её ощущение безопасности. Посреди беседки стоял изящный белый металлический столик с кружевной столешницей, на которой ещё поблёскивали незаметные крошечные капли утренней росы, похожие на рассыпанный бисер. Вдоль каждой из восьми стен тянулась широкая удобная скамья, приглашающая присесть и отдохнуть, а на ней в художественном беспорядке были разбросаны большие пушистые подушки, бархатные и шёлковые. Их яркие, насыщенные цвета — солнечно-жёлтый, сияющий, как лучи восходящего солнца, и глубокий синий, как бездонное ночное небо, и изумрудно-зелёный, и пурпурный — создавали настоящее буйство красок, живописный калейдоскоп. Казалось, что они разбросаны небрежно, как будто кто-то только что покинул это место и беззаботно ждёт кого-то ещё, кто вот-вот должен подойти.

Эмили огляделась, её взгляд скользнул по ажурным стенам, по чистому полу, покрытому тонким золотистым слоем пыльцы, придающей воздуху волшебное свечение. Увидев на полу у противоположной стороны стола тёмный комок синего шёлка, мягко поблёскивающий в солнечных лучах, она совершенно естественно предположила, что это одна из подушек, случайно упавших со скамьи. Такой же насыщенный, глубокий оттенок, такой же блестящий, струящийся материал, знакомый на ощупь — она не раз касалась его, проходя мимо. Логика, пытающаяся победить нарастающую тревогу, убедила её, что это всего лишь простая небрежность.