Книга Сон на яву, страница 61 – Рада Теплинская

– «Кипарисовые воды» пока ещё не твой дом, дорогая мачеха, как бы тебе этого ни хотелось! – сверкая глазами, звенящим от ярости голосом произнёс Эрнесто, бросая вызов, разжигая пламя вражды. В его голосе слышалась неприкрытая угроза, обещание мести и нескончаемой войны, готовность пойти на всё, чтобы защитить свои права и отомстить за нанесённые обиды. Он был готов сражаться за свои права, за своё наследство, за своё место под солнцем.

– Эрнесто! Антониета! Немедленно прекратите ссориться! – закричал Роман, краснея от гнева и стыда, чувствуя себя беспомощным наблюдателем разгорающегося конфликта. Его лицо покрылось багровыми пятнами, словно он был опозорен перед всеми. Он с беспокойством огляделся и заметил, что на «поле боя» появился дворецкий, высокий величественный мулат в красно-белой ливрее, словно сошедший с картины старого мастера, запечатлевшей сцены из жизни аристократии, бесстрастный наблюдатель человеческих страстей. Роман взглянул на жену и сына, ища поддержки и понимания, надеясь найти хоть каплю сочувствия, но, не получив их, поспешно сказал: — Вы выбрали не самое подходящее место для выяснения отношений. Пойдёмте в библиотеку, там нам никто не помешает. Агилар повернулся к дворецкому и с приветливой улыбкой, скрывающей его раздражение и смятение, сказал: «Здравствуй, Хорхе! Видишь, я наконец-то вернулся. Попроси, пожалуйста, Дельфину приготовить на ужин мои любимые картофельные оладьи... И позаботься о том, чтобы для моей подопечной, мисс Эмили Кларк, приготовили Розовую комнату. Теперь мисс Кларк будет жить с нами. Я хочу, чтобы ты и остальные слуги относились к ней с должным уважением».

– Конечно, сэр. Всё будет сделано, не беспокойтесь. - Хорхе поклонился с безупречной выдержкой, не выказывая ни малейшего удивления или любопытства, словно он был не свидетелем бурной семейной сцены, а просто выполнял свои повседневные обязанности, словно ничего экстраординарного не произошло. Он был воплощением невозмутимости и профессионализма, словно он был не человеком, а идеально запрограммированным автоматом.

Когда Роман снова посмотрел на Эрнесто и Антониету, его лицо было похоже на мордочку насмерть перепуганного кролика, застигнутого хищником в момент наивысшей беззащитности. Не просто опасение, а первобытный, животный страх плескался в его глазах, словно бурная гроза яростно отражалась в глубинах тёмного колодца. Этот страх был гораздо глубже и опаснее грозы за окном, потому что бушевал в самом сердце их семьи, угрожая разрушить все связи. Губы Романа мелко дрожали, выдавая крайнюю нервозность, каждое подергивание было словно беззвучной мольбой о прекращении этого кошмарного представления, о тишине и покое, которых он так отчаянно жаждал. Он казался физически съежившимся, словно пытался уменьшиться, стать незаметным, боялся, что его жалкий вид только подливает масла в и без того яростно пылающий огонь неприязни, подпитывая взаимную ненависть. Он был готов исчезнуть, раствориться в воздухе, лишь бы избежать надвигающейся катастрофы, лишь бы не быть свидетелем и участником этого разрушительного взрыва.

— Пойдёмте, пожалуйста, в библиотеку, — сказал он тихо и неуверенно, словно крался по минному полю босиком, с закрытыми глазами, боясь спровоцировать новую, ещё более разрушительную вспышку гнева, случайно задев оголённый провод. Каждое его слово, каждое произнесённое им предложение было словно опавший лепесток увядающего цветка, почти неслышное, так что казалось, что громкость голоса может стать последней каплей, спровоцировать очередной взрыв, обрушить на них лавину взаимных обвинений и упреков. Он надеялся, что в библиотеке, среди книг и тишины, он сможет хоть ненадолго укрыться от бушующего шторма.