Книга Сон на яву, страница 59 – Рада Теплинская

Роман, недовольный тоном сына и его пристальным вниманием к Эмили, резко оборвал его, словно случайно наступив на змею, притаившуюся в траве.

- Прекрати немедленно! Эмили еще совсем юная, оставь ее в покое. Недавно умер ее отец, Мэтью Кларкс, мой родственник. Теперь я опекун его дочери. Относись к ней с уважением, как и ко всем остальным членам нашей семьи.

В его словах звучало не только требование, полное отцовского гнева, но и скрытое опасение, словно он пытался защитить Эмили от чего-то невидимого, зловещего, словно предчувствовал надвигающуюся грозу.

- О, и ты, конечно же, уверен, что все твои родственники заслуживают уважения, не так ли? — язвительно усмехнулся Эрнесто, демонстрируя своё недоверие и, возможно, знание каких-то постыдных семейных тайн, как будто он владел ключом к тщательно скрываемым секретам, способным разрушить созданный фасад благополучия. Он улыбался, но в его глазах плескалось презрение.

В этот момент из глубины дома раздался звонкий, мелодичный женский голос, словно серебряный колокольчик, нарушивший напряжённую атмосферу, словно внезапный порыв свежего ветра, рассеявший сгустившуюся тьму.

- Кто это? С кем ты там разговариваешь?

Голос был одновременно требовательным и заинтересованным, словно его обладательница привыкла к беспрекословному подчинению.

Эрнесто резко обернулся, театрально поклонился с преувеличенной вежливостью, словно играл роль в плохо поставленной пьесе, и прошел в холл, не сводя глаз с появившейся в дверях фигуры.

- Всего лишь с твоим обожаемым супругом и его… подопечной, кажется, так он её назвал.

- Роман? Роман дома? — воскликнула женщина, и в ее голосе прозвучало удивление и, возможно, облегчение, как будто она долго и с нетерпением ждала этой встречи, как будто ее слова прервали долгую тишину.

В следующее мгновение в дверях появилась ослепительная красавица, словно сошедшая со страниц модного журнала, воплощение элегантности и роскоши. Её золотистые локоны, искусно уложенные, каскадом ниспадали на плечи, а небесно-голубой шёлк, отделанный изысканными кружевами, подчёркивал её точёную фигуру. Это была Антониета Агилар, жена Романа, женщина, сочетающая в себе пленительную красоту и скрытую силу, словно роза с острыми ядовитыми шипами. Платье, сшитое по последней моде, с широкими нижними юбками и туго зашнурованным корсетом, искусно скрывало ее беременность, словно она пыталась утаить что-то важное, словно скрывала тайну, способную все изменить. Лишь высокая грудь, которая наверняка и раньше была весьма впечатляющей, не поддалась никаким ухищрениям корсета, словно протестуя против навязанных рамок, словно предвещая скорые перемены. Даже в своем нынешнем положении Антониета Агилар оставалась удивительно красивой женщиной, словно живым воплощением аристократии и роскоши, эталоном красоты и благополучия. В ее взгляде читалась сложная смесь любопытства, настороженности и, возможно, скрытого расчета, как будто она плела сложную интригу, как будто готовила ловушку. Она словно оценивала ситуацию, готовясь к любому развитию событий, как хищная кошка, готовая к прыжку и выжидающая подходящий момент. Она была королевой в своем замке, и приезд незваных гостей нарушил привычный порядок вещей.

Роман не преувеличивал. Антониета и впрямь была прелестна, словно сошедшая с полотен эпохи Возрождения богиня, спустившаяся на землю, чтобы затмить своей красотой всё вокруг. Её огромные небесно-голубые глаза, обрамлённые необычайно длинными тёмными ресницами, походили на крылья экзотической бабочки, готовой в любой момент вспорхнуть и унести за собой сердца мужчин. Изящный, едва заметно вздёрнутый носик придавал её лицу игривое выражение, словно она знала секрет вселенской красоты и наслаждалась им в одиночестве. Розовые чувственные губки, напоминающие по форме лук Купидона, словно шептали о запретных удовольствиях, манили в мир наслаждений и страстей, обещая райские кущи тем, кто осмелится прикоснуться к ним. Роскошные формы, словно выточенные из мрамора античной статуи, каждая линия отточена до совершенства, каждый изгиб дышит жизнью и чувственностью — всё в ней кричало о безупречной красоте, о совершенстве, которое редко встречается в обычной жизни, о явлении, достойном преклонения.