Книга Сон на яву, страница 97 – Рада Теплинская

Её голос, до этого низкий и бархатистый, словно обволакивающий шёлк, в одно мгновение стал пронзительно резким, как свист ледяного клинка, рассекающего зимний воздух. Глаза, в которых ещё минуту назад плясали искорки игривости и лёгкого кокетства, теперь метали молнии чистого, неприкрытого презрения, опаляя всё на своём пути. Взгляд её был острым, как бритва, и непроницаемым, как сталь.

— Убирайся! — отчеканила она. Каждое слово было пропитано презрением, а тон не допускал никаких возражений, обрушиваясь на Лазаро, как камнепад. — Мне плевать на твои пустые угрозы, Лазаро. Ничтожные, до тошноты предсказуемые... Они вызывают у меня лишь зевоту, как и ты сам, со всей своей никчёмной, жалкой персоной.

Лазаро, казалось, на мгновение окаменел, превратившись в безмолвную статую посреди залитого светом холла. Его лицо, ещё несколько секунд назад излучавшее самоуверенность, побледнело до мертвенной белизны от внезапной, сокрушительной обиды и унижения. Казалось, воздух в комнате сгустился, давя на него со всех сторон. Но он слишком долго был придворным, слишком долго танцевал на балах интриг и лести, чтобы позволить себе потерять самообладание. С титаническим усилием, почти физически ощущая, как его гордость, годами отшлифованная и оберегаемая, разрывается на части под её ледяным взглядом, он заставил себя склонить голову в сухом, едва заметном поклоне.

— Как вам будет угодно, мадам, — пробормотал он. Слова казались вымученными и чужими. Его голос был глух и лишён прежнего флирта, ставшего пошлым и неуместным. Он едва скрывал кипящую внутри яростную обиду, которая вот-вот должна была вырваться наружу.

Управляющий, не поднимая глаз, поспешно, почти бегом, словно преследуемый невидимыми призраками своего унижения, направился к массивной дубовой двери. Каждый его шаг был быстрым, но скованным, как у человека, пытающегося удержать равновесие на краю пропасти. Антониета не отрываясь смотрела ему вслед. Её взгляд был холоден, как зимний ветер, и торжествующ, как взгляд победителя, только что повергшего поверженного врага. На её губах медленно, словно цветок зла, расцвела довольная, почти хищная усмешка, обнажившая острые зубы. Она наслаждалась каждой секундой его поспешного отступления, каждым мгновением его унижения, смакуя каждую каплю его поражения. Когда массивная дверь за Лазаро наконец бесшумно закрылась, отрезав его от неё, она, не мешкая, с изящной грацией хищницы, насытившейся своей жертвой, повернулась и направилась к той же двери, за которой совсем недавно, несколько мучительных, тягучих минут назад, скрылся Эрнесто.

Лишь когда массивные двери бесшумно закрылись за Антониетой и холл, казалось, наконец опустел, погрузившись в тягучую, звенящую тишину, Эмили смогла заставить себя пошевелиться. Её ноги, словно прикованные к полу невидимыми цепями, с трудом подчинялись ей, каждый шаг давался с невероятным усилием. Она была совершенно ошеломлена и поражена тем, что только что увидела и услышала, её сердце учащённо билось где-то в горле. Её юный, неопытный разум отказывался воспринимать столь внезапную перемену в настроении госпожи, ледяную, нечеловеческую жестокость её слов и абсолютное, сокрушительное унижение управляющего. Мысли вихрем кружились в её голове, словно обезумевшие бабочки, сплетаясь в тугой, неразрешимый узел, от которого начинала болеть голова.