Книга Сердцеед в Венецианской паутине, страница 21 – Натали Карамель

Я поднялся из подвала. Возвращаясь в роскошные, но чужие покои, я чувствовал себя другим человеком. Графом де Вилларом, послом короля? Нет. Солдатом на секретной войне. Солдатом, чье оружие — ложь, золото и умение найти слабость в блистательной броне врага. Лапы Льва сомкнулись вокруг меня. Игра началась по-настоящему. И ставки были выше некуда: Елена, наша будущая жизнь, и голова Змеи Лотарингской на блюде. Первый ход — завтра, за карточным столом, под крики пьяниц в таверне «У Рыжего Осла».

Каменные ступени подвала внезапно стали казаться мне невероятно крутыми. Каждый шаг вверх по узкой лестнице глухо отдавался в висках, повторяя слова Марко: «Змея… Паутина… Каждый шаг под наблюдением…» Воздух, еще недавно пропитанный сыростью архивов и порохом, в коридорах резиденции сменился запахом воска, старого дерева и той едва уловимой пылью забвения, что оседает в пустующих дворцах. Роскошь палаццо, мельком увиденная при входе, теперь ощущалась не уютом, а гнетущей оправой. Стены, увешанные потемневшими фресками и тяжелыми портьерами, давили на меня. Они не защищали — они заключали в ловушку. Герб Франции над входом? Теперь он казался не символом власти, а крошечной мишенью на чужой земле.

Тяжесть в кармане жгла бедро. Цехины. Холодное, бездушное золото — стало орудием моей новой войны. Не меч и не перо дипломата, а приманка для пьяницы-банкира. Сама мысль о завтрашнем вечере в «Рыжем Осле» вызывала тошноту. Ложь, пьяный гам, липкие столы — все это было мне знакомо по прошлой жизни, но тут все иначе. И теперь я должен был играть роль в этом вонючем фарсе. Ради Елены. Ради того, чтобы раздавить голову Змеи.

Ноги сами понесли меня к покоям Луи. Дверь была приоткрыта. Он сидел у высокого окна, спиной к комнате, неподвижно глядя в сумеречный канал. Его силуэт казался маленьким и потерянным, жалким на фоне чужой роскоши. Бледность не спала, но истерика сменилась глухим оцепенением. Я постучал костяшками пальцев в дверной косяк.

Луи вздрогнул, медленно обернулся. Его глаза, обычно такие живые — насмешливые или молящие, — были пусты. Лишь тень испуга мелькнула в них при виде меня.

«Ужин в столовой через час», — бросил я сухо, без приветствия. — «Будь готов.»

Он кивнул, едва заметно. Не ответил. Не вскочил. Просто снова отвернулся к окну, в немую капитуляцию перед миром, который рухнул на него. Краткость встречи говорила больше слов. Между нами пролегла пропасть, глубокая и холодная, как венецианские каналы ночью. Жалости не было. Лишь настороженность. Шпион короля. Слабое звено. Или хитрая лиса?

Столовая была огромна. Длинный дубовый стол, способный усадить два десятка гостей, сейчас казался мне бескрайним ледяным полем под мерцанием нескольких канделябров. Я занял место во главе. Луи сел справа, как того требовал протокол, но так, словно старался слиться с высокой спинкой стула.

Молчание висело густым, тягучим саваном. Слышался только скрежет ножей по фарфору, глухой стук бокалов да далекие, приглушенные шаги слуг за дверью. Еда — изысканная, на серебре — была для меня безвкусна. Я ел механически, мыслями возвращаясь к картам в подвале, к именам купцов, к скарабею на тайной папке. Амброджо Морозини. Дом «Сан-Джорджо». Контракты. Шифры. Где деньги? Каждый кусок становился комом в горле.