Книга Сердцеед в Венецианской паутине, страница 48 – Натали Карамель

Тишина повисла густая, звонкая. Мозг лихорадочно работал. «Зачем? Почему мне?» Это был не срыв. Это был выстрел прицельно в цель. Она знала, что я услышу не просто слова о сыне, а признание ее слабости. У могущественной Изабеллы Фоскарини есть ахиллесова пята — непутевый сын. Комплимент мне, она выделила мои качества как редкие и ценные.

Недоговоренность: что она ожидает? Что я предложу? Или просто бросает крючок, проверяя реакцию?

Это было тоньше и опаснее прямой просьбы. Как паутина, дрогнувшая от ветра.

«Молодость… — осторожно начал я, подбирая слова, — часто бурная река, синьора маркиза. Достоинство… оно приходит с опытом. Или с сильным примером рядом.» Я не предложил себя в наставники. Просто констатировал возможность.

Она медленно повернула голову. В ее глазах не было надежды или разочарования. Был холодный, оценивающий блеск. Как у игрока, видящего ход оппонента. «Возможно, граф. Возможно. Спасибо за беседу.» Ее улыбка вернулась — светская, безупречная, но теперь читаемая как барьер. «До скорой встречи.»

Я вышел в прохладную ночь, где Луи, навеселе, но довольный, делился впечатлениями с гондольером. Голова гудела от виртуозных пассажей Вивальди, от сырного успеха с Брагадином, от щемящей недоговоренности с маркизой. Сыр для менялы, загадка о сыне для маркизы, Змея в тени… И в палаццо — девушка с полевыми цветами, смотрящая на меня с безоговорочной преданностью. Венеция плела паутину все искуснее. Завтра — письмо Арману о вине и сыре. А потом… разгадывать, что же на самом деле хотела сказать Изабелла Фоскарини о своем Оттавио и моем «достоинстве». Жизнь графа-дипломата оказалась головокружительной шахматной партией на десяти досках одновременно.

Перо скрипело по пергаменту, выводя уверенные строки. Письмо кузену Арману де Ла Шене было деловым, но теплым. Я описывал успехи миссии (ранские хитросплетения и… переходил к сути.

«…и вот, дорогой Арман, столкнулся я здесь с человеком, истинным ценителем прекрасного — синьором Федерико Брагадином. Он, как и ты, понимает толк в дарах земли. Его восхищение твоими сырами и винами, о которых я невольно обмолвился, было столь искренним, что не могу не обратиться к тебе с просьбой. Не сочти за труд, пришли мне для синьора Брагадина образцы твоего лучшего выдержанного сыра — того самого, что пахнет лугами и упорствомаздувая скромные достижения до эпических масштабов для семейной гордости), сетовал на венеци, и бутыль-другую твоего вина «Кровь Каменистых Склонов» (помнишь, мы им восхищались перед моей свадьбой с Еленой?). Считай это инвестицией в новые торговые пути и… в расположение полезного человека в сердце Венеции. Твой благодарный кузен, Леонард.»

Печать легла на воск с чувством выполненного долга. Мост к Брагадину был укреплен. Теперь оставалось ждать посылку и надеяться, что Арман не поскупится.

Документы по торговым спорам лежали аккуратной стопкой. Я погрузился в цифры, аргументы, претензии французских купцов. Монотонная работа успокаивала, позволяя упорядочить мысли после вчерашнего насыщенного вечера. Луи, слонявшийся по кабинету, как неприкаянный дух, наконец не выдержал.

«Лео, старина, тут душно. Документы… они шелестят, как змеи. Пойду пройдусь. Подышу венецианской свободой.»