Книга Сердцеед в Венецианской паутине, страница 58 – Натали Карамель

«Луи, Катарина, — позвал я их обоих в гостиную. — У нас будет новый постоялец. Сын маркизы Изабеллы Фоскарини, Оттавио. Он приедет сегодня вечером. На неопределенный срок.»

Луи замер, его лицо выразило комическое недоумение. «Сын маркизы? Оттавио? Этот… — он явно хотел сказать что-то нелестное, но сдержался. — Лео, друг мой, ты что, решил стать нянькой для знатных отпрысков?» Он попытался пошутить, но в его голосе слышалась капля обиды и… ревности? Как будто его место единственного «проблемного ребенка» при мне пошатнулось.

Катарина стояла тихо, ее сияние от вчерашнего вечера померкло. Настороженность, почти страх, скользнул в ее глазах. Она быстро опустила взгляд, ничего не сказав. Я не придал этому особого значения, списав на естественную робость перед грядущими переменами.

«Это часть… соглашения, Луи, — пояснил я устало. — И да, возможно, я слегка сошел с ума. Но что сделано, то сделано.» Я удалился в кабинет, оставив их переваривать новости.

За столом я взялся за отчет королю. Перо скользило по бумаге, описывая подписанные контракты с Дзено и Изабеллой, светские успехи, намекая на укрепление позиций Франции в Венеции. Сухо, формально. Но по мере написания внутри росло беспокойство. Что-то глодало. Я отложил перо, глядя на пламя свечи.

Брагадин. Имя всплыло, как щербатый зуб, о который нечаянно касаешься языком. Я целиком погрузился в «легальные» дела — школы, приюты, контракты, спасение Катарины, теперь вот этот Оттавио… А основная миссия? «Найди Змею. Раздави Голову»? Брагадин был ключом, ниточкой, ведущей к Морозини. А я… я жду сыра и вина от Армана, как школьник ждет подарка. Где посылка? Почему нет вестей? Я упускал время, увлекшись побочными битвами, забыв о главной войне. Холодный пот выступил на спине. Фортуна улыбалась, но Змея могла укусить из самой сладкой тени.

К ужину в столовой царило напряженное молчание. Луи дулся, уткнувшись в тарелку, изредка бросая на меня обиженные взгляды. Катарина не спустилась вовсе — Марко доложил, что она просила передать, что не голодна. Я кивнул, понимая ее тревогу. И вот он вошел.

Оттавио Фоскарини. Молодой, лет восемнадцати, хорошо сложенный, одетый с вызывающей роскошью, которая граничила с вульгарностью. Его темные волосы были тщательно уложены, лицо — красивое, но с капризным, надменным изгибом губ. Он вошел, не торопясь, окинул столовую снисходительным взглядом, едва кивнув мне.

«Граф, — произнес он, растягивая слово. — Матушка сказала, что я буду гостить у вас. Надеюсь, у вас найдется что-то… интересное. Или хотя бы приличное вино.» Он плюхнулся на стул без приглашения, отодвинул предложенное блюдо кончиками пальцев. «Это? Слишком просто. У нас дома такую еду слугам подают.»

Луи замер с вилкой на полпути ко рту, его глаза сузились. Я видел, как его пальцы сжали рукоять ножа. Ревность к моему вниманию сменилась мгновенной, жгучей антипатией к наглецу.

Я посмотрел на Оттавио, оценивающе, холодно. «У нас здесь не дворец Фоскарини, Оттавио. И не трактир. Здесь дом. И в нем есть правила. Первое: уважение к хозяевам и еде, которая подается. Если что-то не по вкусу — вежливо откажись. Но оскорблять стол — недопустимо. Понятно?»

Он фыркнул, откинулся на спинку стула, заложив руки за голову. «Ох, как строго. Матушка предупреждала, что вы будете читать нотации. Ладно, ладно, буду… вежлив.» Слово «вежлив» прозвучало как оскорбление.