Книга Сердцеед в Венецианской паутине, страница 56 – Натали Карамель

«Синьор граф… — голос ее срывался от переполнявших чувств, — это… это был…» Она не могла договорить, просто смотрела на меня, и в этом взгляде была вся благодарность мира, вся боль прошлого, растворенная в счастье настоящего.

Я положил руку ей на голову, легонько погладил по мягким, как шелк, волосам, как совсем еще ребенку. «Спокойной ночи, Катарина. Это только первый добрый вечер. Их будет много.»

Она кивнула, всхлипнула, улыбнулась сквозь слезы и быстро, словно боясь расплескать это счастье, скрылась в своей комнате, унося с собой отсвет праздника.

Я остался один в опустевшей гостиной. Тишина после многоголосого гула и музыки звенела в ушах. Аромат увядающих цветов и теплого воска от догорающих свечей висел в воздухе, сладкий и немного грустный. Фортуна была на нашей стороне: Дзено — сильный союзник; Изабелла — блестящая перспектива для Елены; контракт — прочный фундамент; Катарина — спасена и сегодня узнала вкус нормальной жизни; Луи… да, Луи был Луи, и в этом была своя надежная постоянность.

Но сквозь это глубокое удовлетворение, как ледяная игла, пронзила знакомая боль — тоска. Не просто грусть, а физическое сжатие сердца, холодное и неумолимое. Я подошел к высокому окну, уперся лбом в прохладное стекло. Внизу темные воды канала тускло отражали редкие звезды. Елена.

Образ жены встал передо мной с мучительной, почти болезненной яркостью. Ее смех, звонкий и заразительный; тепло ее руки в моей; капризная ямочка на щеке, когда она улыбалась; неповторимый, созданный ею же аромат — смесь лаванды, ванили и чего-то неуловимо-своего… Как же я скучал. Каждая победа, каждое одобрительное слово, каждый взгляд восхищения — все это было горьковатым пеплом без нее рядом. Я жаждал разделить с ней все: и триумф с Дзено, и азартные планы с Изабеллой, и даже эту трогательную радость Катарины. Хотел видеть, как ее глаза загорятся знакомым огоньком азарта при мысли о покорении венецианского рынка ее творениями. Хотел просто чувствовать ее рядом.

Я закрыл глаза, впитывая прохладу стекла. До возвращения в Париж, до ее крепких объятий, до нашего общего будущего… лежала пропасть времени и опасностей. Но этот вечер, этот вечер побед и явленной, осязаемой надежды, давал нечто важное — силу верить. Верить, что этот день настанет. Что она ждет. И что свет в ее окне будет гореть для меня.

Кабинет Изабеллы Фоскарини дышал прохладой, властью и дорогим пергаментом. Контракт лежал между нами на столе из черного дерева — изящный, лаконичный и неожиданно… жесткий. Я пробегал глазами пункты, и чувство глубокой признательности смешивалось с удивлением.

«Синьора маркиза, — поднял я взгляд, — эти условия… Они не просто выгодны. Они создают неприступную крепость вокруг имени и дела моей жены. Даже в случае… непредвиденных обстоятельств здесь, в Венеции или во Франции.» Я выбирал слова осторожно, но мы оба понимали, о каких «непредвиденных обстоятельствах» шла речь — о моей возможной гибели, о кознях де Лоррена или самого короля. Контракт гарантировал Елене эксклюзивные права, финансовую независимость от моих возможных долгов или конфискаций, защиту ее бренда от подделок и посягательств на территории Республики. Это был щит, выкованный опытной рукой.