Онлайн книга «Ловушка для сердцееда»
|
Леонард шагнул вперед. Тишина воцарилась мгновенно, напряженная, полная ожидания. «Мари Лебран,» — начал он, обращаясь к первой вдове. «Сколько детей? Старшему — сколько лет? Работает ли?» Он задавал вопросы методично, спокойно, но вникая в детали: возраст детей, их трудоспособность, есть ли помощь от родни, основные источники дохода семьи. У одной из вдов, не Лебран, обнаружился взрослый, здоровый сын, который «подрабатывал, где придется», но явно мог содержать мать. «Его имя?» — спросил Леонард у Бернара. «Жак, ваша светлость.» «Жак, выйди.» Молодой крепкий парень, смущаясь, вышел из толпы. «Твоя мать просит помощи. А ты? Можешь ли работать на графской мельнице? Или в лесу с дровосеками? Заработать на хлеб для семьи?» Жак, потупившись, пробормотал: «Могу, светлейший…» «Тогда помощь твоей матери не нужна. Она имеет кормильца. Ты им и станешь. С завтрашнего дня — к мельнику. Он ждет работников.» Леонард посмотрел на Бернара. «Вычеркнуть мадам Дюбуа из списка.» Старикам-инвалидам, не имевшим родни, льгота была подтверждена сразу. Крестьяне наблюдали за этим «судом» в гробовой тишине. Ни ропота, ни одобрительных возгласов. Но в их глазах, устремленных на графа, читалось не только привычная робость, но и понимание. Процесс был строгим, но открытым. Решение — обоснованным. Справедливость, пусть и суровая, была зримой. Победа: Авторитет, завоеванный не титулом, а прозрачностью и разумной строгостью. Система помощи прошла первую публичную проверку. Отношения с Арманом: Точка Перелома (Бокал Искренности). Вечер выдался тихим. Леонард сидел у камина, просматривая отчет Лефевра о продаже шерсти, когда в кабинет без стука вошел Арман. В его руке была бутылка с темно-рубиновым содержимым и два хрустальных бокала. «Старый кларет,» — коротко пояснил он, наливая вино, которое пахло сухофруктами, кожей и временем. Он протянул бокал Леонарду, взял свой. Молчание повисло в воздухе, нарушаемое лишь потрескиванием дров. Арман смотрел в пламя, собираясь с мыслями. Наконец, он поднял взгляд. В его обычно осторожных глазах светилось что-то непривычное — чистое, сильное. «Леонард,» — начал он, и голос его слегка дрогнул. Он сделал глоток вина. «Я… я был не прав. Когда ты заговорил про шерсть… про карту… про этот налог для вдов…» Он махнул рукой, словно отгоняя свои прежние сомнения. «Я сомневался. Глупо, упрямо сомневался. Думал — фантазии больного человека. Последствия сильного ранения.» Арман посмотрел прямо на Леонарда. «Но эта шерсть… Твой подход к Бернару и этим вдовам… Эта карта, которую ты буквально выстрадал…» Он покачал головой, и на его губах появилась редкая, теплая улыбка. «Когда ты лежал после дуэли… я молился. Не только о твоей жизни. Я молился, чтобы ты… изменился. Чтобы эта пуля вышибла из тебя того беспечного повесу, который губил себя и позорил имя отца. И Бог услышал. Ты вернулся другим. Не просто выжившим, а… настоящим. Графом. Братом, которого я всегда хотел видеть рядом.» Он поднял бокал. «Спасибо. За то, что вернулся. За то, что даешь надежду этим землям. И… за то, что терпел мое ворчание. Я горжусь тобой. И буду с тобой, куда бы ни завела нас судьба. Пока бьется мое сердце.» Леонард молча протянул ему руку. Арман крепко сжал ее. Никаких лишних слов не было нужно. В его словах не было ни капли лести или подобострастия. Была глубокая, братская гордость. И огромное облегчение, как будто с плеч свалилась неподъемная ноша. Леонард почувствовал, как что-то теплое и незнакомое разливается у него в груди, не имея ничего общего с болью старой раны. Это было сильнее любой экономической победы. |