Книга Ловушка для сердцееда, страница 73 – Натали Карамель

Шум бала, еще мгновение назад казавшийся Леонарду лишь приятным гулким фоном для сияния двух влюбленных душ на паркете, обрушился на него с новой, оглушительной силой. Но теперь он был глух к нему. Весь мир сузился до единственной точки — женщины в черном бархате, стоявшей у арки, ведущей в зимний сад. Ее появление было подобно внезапному затишью перед бурей, только буря бушевала не вовне, а внутри него, в самой глубине грудной клетки. Сердце, только что переполненное теплой, почти отеческой гордостью за Армана, колотилось теперь с такой неистовой силой, что Леонард физически ощущал его удары о ребра, боясь, что этот гулкий стук услышит весь зал. Кровь гудела в висках тяжелыми, горячими волнами, оглушая музыку, смех, шелест шелков — все превратилось в далекий, бессмысленный грохот. Этот взгляд… Холодный, как январская река под первым льдом, оценивающий, безжалостный, пронзивший его насквозь, заставив внутренности сжаться в ледяной ком. Знаком ли он с ней? Нет. Но в тот миг он понял с невероятной, пугающей ясностью: он уже принадлежал ей. Не как человек человеку, а как железный опилок — магниту. Его будущее, только что такое ясное и светлое в лучах счастья кузена, перевернулось и нацелилось на эту загадочную фигуру в трауре.

«Она будет моей. Женой. Матерью моего сына». Мысль прозвучала в голове не как желание, а как пророчество, с неумолимой, ошеломляющей ясностью, сметая все прежние планы, сомнения и привычные, изысканно-циничные сценарии его прежней жизни. Это была не страсть — это была судьба, настигшая его здесь, в бальной зале, под маскарадными масками света.

Инстинкт, отточенный годами (и, казалось, жизнями) покорения и охоты, сжал мышцы ног, заставив их двигаться почти помимо воли. Он оторвался от прохладной мраморной колонны, словно в трансе, его тело само прокладывало путь сквозь нарядную, благоухающую толпу. Плечи, локти — все стало инструментом. Его цель была ясна и неоспорима, как приказ. Он должен был быть рядом. Должен был заговорить. Должен был… Что? Он еще не знал, слова застряли комом в горле, но знал одно: оставаться в стороне было равносильно отказу от воздуха.

Он остановился в шаге от нее. Ближе, чем дозволял этикет даже с хорошо знакомой дамой, не говоря уж о незнакомке явно высшего круга. Воздух вокруг нее был иным — разреженным, звенящим. Он был напоен ароматом — не вычурными, удушающими духами светских львиц, а чем-то первозданным, чистым, невероятно холодным и одновременно непостижимо сложным. Запах снега в вековом сосновом лесу на рассвете? Льда, сковавшего горное озеро? С едва уловимыми, тающими нотами чего-то теплого, пряного, древесного, глубоко спрятанного, как тайна в глубине ее темных, не отражающих света глаз. Этот аромат опьянял сильнее самого выдержанного коньяка, кружил голову, заставляя забыть о приличиях.

Леонард сделал глубокий, дрожащий вдох, собирая в кулак всю свою волю, всю харизму, что так легко покоряла других. Его губы уже начали складываться в первую, тщательно взвешенную фразу — что-то между извинением за бестактность приближения и комплиментом ее траурному, царственному величию, — когда чья-то тяжелая, влажная от вина рука грубо легла ему на плечо, впиваясь пальцами в дорогую ткань фрака.