Онлайн книга «Летний сад»
|
– Так мы поэтому уехали из Напы? О боже мой… – Он смотрел на нее с горьким упреком. – И все это время, пока мы ехали с места на место, ты молчала, только говорила об уединении на Урале. Какую же игру ты вела, зная все это! – Александр был так разочарован, что не мог на нее смотреть. Как могла та Татьяна, которую он знал, так хорошо скрывать все от него? И что такое было с ним, почему он никогда не подталкивал ее, никогда не допытывался, хотя и чувствовал, и подозревал, что что-то не так? Татьяна все так же стояла перед ним и молчала. – Мы уезжаем завтра утром. Уезжаем и отправляемся в Вашингтон. – Нет! – Нет? – Точно, нет. Абсолютно нет, ни при каких обстоятельствах. Мы остаемся. Мы никуда не едем. Разве что в леса Орегона. – Я не намерен ехать в леса Орегона. Я не стану прятаться на Урале. Или на Бетель-Айленде. Татьяна наклонилась к нему, повысила голос: – Мы не поедем, и точка! Мы никуда не поедем! Он нахмурился, глядя на ее гневное лицо: – Ладно, я поеду. Она выпрямилась, ее губы дрожали. – Ох, вот это великолепно, ты поедешь, ты, как будто ты сам по себе, только ты. Вернешься на фронт, да? Ладно, только тогда тебе придется ехать без меня, Александр. На этот раз если ты поедешь, ты действительно поедешь один. Мы с Энтони останемся здесь. Он вскочил так яростно, что стул за ним опрокинулся, упали и тарелка, и стакан, и его сигареты. Татьяна попятилась, вскинув руки; он резко шагнул к ней. – Ну да, это самое главное! – Шура, прекрати! Он наклонился к ней: – Ты угрожаешь, что бросишь меня? – Я не угрожаю! Это ты сказал, что уедешь один! А я говорю, что мы не поедем! – Поедете! – Нет! Из дома вышел Энтони, разбуженный их нервными голосами, и осторожно остановился на краю причала. Неровно дыша, они уставились друг на друга. Потом Татьяна увела мальчика в дом и больше не вышла. Намного позже Александр вернулся и нашел ее под одеялом. Он сел на кровать, и она резко отвернулась. – Ну что, и все на этом? Ты уходишь посреди разговора, забираешься в постель, и все? – А что еще? – неживым голосом спросила она. – Меня ищет мое собственное правительство. Я этого не хочу. Татьяна содрогнулась. – Неужели ты не понимаешь – они все равно меня найдут, Таня! Однажды они меня найдут, пусть я тружусь где-то на ферме, собираю виноград, делаю вино, или вожу катер, или ловлю лобстеров, и срок давности мне не поможет. – А вот и поможет. Через десять лет поможет. – Ты шутишь? – прошептал он, глядя на ее спину. – Десять лет? Да о чем ты говоришь? Я что, шпион? Я ничего плохого не сделал! – Ну, если ты к ним явишься, они наденут на тебя наручники за препятствование правосудию, за то, что ты скрывался от закона, а то и обвинят в предательстве. Ты окажешься в тюрьме, хотя и не сделал ничего плохого. Или хуже того… они… Татьяна говорила в подушку, Александр почти не слышал ее. – И что ты предлагаешь? Так и жить дальше, надеясь, что на шаг опережаешь правительство Соединенных Штатов? – Я не могу спорить с тобой об этом, Шура. Просто не могу. Александр развернул ее лицом к себе, она снова отвернулась. Он привлек ее к себе, она отодвинулась, натянула на голову одеяло. Он забрал одеяло, подушки, бросил все на пол, оставив ее нагой на простыне. Она закрылась руками. Он отвел ее руки: она сопротивлялась. Александр наклонился к ее животу, к мягкому золоту пониже пупка, прижался к нему губами, шепча: «Дотронься до меня, до моей головы». Она дрожала и не шевелилась. Он прямо в одежде лег на ее обнаженное тело, но в ней не было покоя, и потому покоя не было в нем. Соединяя ее печаль со своей, он, почти не раздевшись, занялся любовью, а потом они лежали молча, не в силах высказать то, что их мучило, – ему казалось, что он высказал все достаточно ясно, а она думала, что ничего не сумела ему объяснить. |