Онлайн книга «Летний сад»
|
– О чем ты? – У нее такой кислый запах! Когда ты к ней подходишь, тебе не хочется зажать нос? – Таня, ты с ума сходишь! Серьезно! Она хорошо пахнет. Потише… В доме они не увидели матери Сайки. Двери в спальни были закрыты. Ребята сели на диван в темной гостиной, где сильно пахло дымом, и ждали. – Она выйдет с минуты на минуту, – сказала Сайка. – Я вижу, ты смотришь на наши книги, Таня. Тебе какие нравятся? – Всякие. На полках у Канторовых стояли странные вещи. Татьяна не могла оторвать взгляд от картины с большим синим павлином над печью. – Тебе не нравятся наши книги, Таня? – Сайка передернула плечами. – Ну, твой Диккенс, твой Дюма не пишут о том, что мне интересно. Мне нравится Горький. Мне нравятся Маяковский, Блок. – Да, я вижу, – сказала Татьяна, неохотно отводя глаза от яркой птицы. – Горький умер. Маяковский умер. Блок умер. Как насчет Осипа Мандельштама? Он тебе нравится? Он лучшее из того, что у нас есть, – и он еще не умер. – Кто? Сквозь открытое окно Татьяна слышала треск сверчков, шорох листьев, а потом в воздухе разнесся заунывный вой. Она посмотрела на Пашу. Сайка быстро сказала: – Расскажи о Мандельштаме. Татьяна понизила голос: – Где он, Мандельштам? Официально у него пневмония, и он лежит при смерти. Но мой дед говорит, что скоро они заявят, будто он покончил с собой после критики его стихов. – Татьяна почтительно повторила слова деда. Глаза Сайки вспыхнули. – Так твой дедушка говорит, вот как? А кто такие они? Вой продолжался. Татьяна недоумевала. – Сайка?.. – начала она. – Таня, тихо! – Это Паша. – Я думала, твой дедушка учитель математики, – сказала Сайка, – а не распространитель слухов. Пронзительные звуки мешали Татьяне продолжать нормальный разговор. – О боже! – воскликнула она наконец. – Что это такое? Это где-то в том доме? Паша уставился в грязный деревянный пол. – Я не знаю, – спокойно ответила Сайка. – Слышишь? Прекратилось. Но скажи-ка мне… Что еще твой дедушка знает о предателе Мандельштаме? – Кто сказал, что он предатель? – тихо произнесла Татьяна. – Все те потрясающие стихи, которые он написал во время революции и потом, в ссылке, – исчезли, изъяты из печати! Как будто и его самого вычеркнули. Как будто он и не существовал вовсе! – И так же шепотом Татьяна закончила: – «Быть может, прежде губ уже родился шепот…»[5] – Вот так и следует обращаться с врагами народа, – заявила Сайка. – Изъято, как будто и не существовало. Даже «шепота» не осталось. Ничего не осталось. – Поэт Мандельштам – враг народа? – удивилась Татьяна. – Конечно! Он тот, кто верит в личность больше, чем в государство. Но личность мертва! Союз писателей не раз ему твердил, твердил всем – только социалистический реализм! Никакой лирики! А он прямо выступал против всех указаний и правил, установленных этой доктриной! Потому и стал врагом народа. Татьяна помолчала. – Сайка, мне кажется, ты не знаешь, кто такой Мандельштам. Сайка беспечно бросила: – Ох, я кое-что знаю о нем! – Да, – кивнула Татьяна. – Для дочери пастуха, для человека, жившего в горах, не читавшего книг и газет, ты определенно знаешь много… о многом. В голосе Татьяны прозвучала легкая растерянность, но Сайка ответила тоном раздувшегося от гордости павлина: – Я тебе говорила, Таня. Я сделала своей задачей знать все. Поэтому мне и хочется, чтобы мама заглянула в твое будущее. |