Онлайн книга «Летний сад»
|
Но Александр снова впал в отчаяние. Этот дом стал для него запятнанным. Аризона стала запятнанной. Он повторял Татьяне, что, если дознание пройдет благополучно, они должны продать эту землю и уехать. Он сделал выбор, выбрал Билла Бэлкмана, и посмотри, что случилось. – А ты знаешь, Таня, все ведь началось с той фотографии голой девушки… Татьяна молчала. – Я не мог сначала понять, что в этом не так, но теперь знаю. Это было тестом для всех, кто туда приходил, для каждого маляра, кровельщика, для каждого столяра, которых нанимал Бэлкман. Все они должны были пройти мимо того обнаженного знака. Они что-то говорили об этом, кто-то понимающе усмехался, они обменивались взглядами, говорившими Биллу, что они той же крови. И нет никакой случайности в том, что все его рабочие вели себя совершенно одинаково. Он их нанимал в соответствии с реакцией на то фото. Именно так он их отбирал. Теперь я знаю. – И что же такого сделал мой муж, что заставил Бэлкмана думать, что и он один из них? – тихо спросила Татьяна. Александр вздохнул: – Я ничего не сделал. Я ничего не сказал. И он понял, что я вполне с этим примирюсь. И он оказался прав. Я сам хотел ничего не замечать. Татьяна не согласилась с ним. Она сказала, что, возможно, Бэлкману хотелось, чтобы кто-то вроде Александра повлиял на его сына. Возможно, Бэлкман хотел, чтобы его Стив видел перед собой пример лучше, чем его отец. Александр промолчал. Татьяна не могла заснуть в собственном доме без снотворных, не могла заснуть, если рядом на кровати не лежал пистолет. Но даже с транквилизаторами и вальтером под рукой она каждую ночь просыпалась, обливаясь потом, крича, видя во сне картину, от которой не могла избавиться даже при дневном свете, – ее муж, ее Александр, стоит, как черный рыцарь, глядя прямо на нее немигающим взглядом, направляя сорок пятый калибр прямо ей в лицо… и стреляет. Оглушительный грохот того выстрела отдавался в сердце Татьяны. Ей нужна была почти целая бутылка шампанского, прежде чем она могла позволить ему снова до нее дотронуться. После болезненного и не доставлявшего радости совокупления она лежала в его руках, и спиртное делало ее слабой и легкомысленной. – Татьяша, – шептал он, – ты ведь знаешь, правда, что если бы не было женщин, любивших своих мужчин, как ты, солдаты, вернувшиеся с войны, все стали бы похожи на Дадли. Изгоями, больными, совершенно одинокими, неспособными нормально общаться с другими людьми, полными ненависти и все равно желающими то, что они ненавидят. – Ты хочешь сказать, что и ты был таким, когда вернулся? – Да, – ответил он, закрывая глаза. – Вроде того. Она заплакала: – Да ты и до сих пор такой, как будто война все еще рядом. – Ну да, я притворяюсь мирным гражданином. Что ты мне говорила в Берлине под той липой? «Живи так, словно у тебя есть вера, и вера придет к тебе». Вот я и пытаюсь делать именно это. – Но как ты мог стрелять в него, когда я была в нескольких дюймах? И стрелять левой рукой… Боже! Ты же получил сертификат снайпера за стрельбу правой, солдат! Ты же не умеешь стрелять левой! – Ну… – А если бы ты промахнулся? – Я не промахнулся. – Я спрашиваю – а вдруг? – Слишком многое стояло на кону. Я старался не промахнуться. Но, Таня, ты ведь доверилась мне. Ты знала, во что ввязываешься. Кто лучше тебя знает, что я собой представляю? |