Онлайн книга «Летний сад»
|
– Как угодно далеко, Татьяна Метанова, – сказал Александр, ударив кулаком по граниту и сбив фарфоровую чайную чашку на каменный пол, после чего рванулся к двери кухни. – Как угодно далеко, лишь бы перейти эту чертову улицу. После этого говорить было нечего. Просто нечего сказать. Энтони пропал. Александр перешел улицу, а теперь его сын был потерян, и делать было нечего, кроме как звонить по телефону, играть с тремя младшими, работать, ездить в Юму. Смотреть друг на друга. Отправляться спать вместе, лежать спина к спине, глядя в стены, пытаться найти там ответы, или живот к животу, тоже пытаясь найти ответы. Они ходили со сжатыми зубами, они захлопывали двери перед своей жизнью. Недели превратились в месяцы, и пролетали они как дни, длинной серой чередой, становившейся все более длинной и серой с каждым прошедшим днем. Это добавляло новые удары плетью по спине Александра. Это заставляло Татьяну все ниже опускать голову, когда она заботилась о детях, о доме или бежала в отделение Красного Креста в Финиксе, почти не глядя на Александра. В них царила пустыня Сонора, в их опущенных глазах, в их страхах, слишком глубоких, и каждая мысль была как удар молотком по сердцу, и каждое воспоминание – как режущий удар по спине, и вскоре почти ничего не осталось в иссеченных телах ни у Александра, ни у Татьяны. Остался лишь малыш, забиравшийся в постель к матери в три часа ночи, раздавленный кошмарными снами, в которых мать оставляла его, чтобы найти его отца, понимая, что может и не вернуться, и в его снах она не возвращалась. Осталась лишь мать малыша, шестнадцати лет от роду, с ее семьей в маленькой комнатушке на Пятой Советской, утром того дня, когда для Советской России началась война, двадцать второго июня сорок первого года, слышавшая голос любимого деда, говорившего ей: «О чем ты думаешь, Таня? Знакомая тебе жизнь кончилась. Теперь ничто не будет таким, как тебе воображалось». Как он был прав! Меньше двух часов спустя Татьяна сидела на скамье, ела мороженое, в белом платье и красных сандалиях, и волосы развевались вокруг ее лица. Ленинград все еще был с ними, куда ни посмотри. Исчезновение Энтони – лишь продолжение вечной борьбы с судьбой. Их милый мальчик, их смуглый малыш в Кокосовой Роще, шагающий за матерью, раскинув руки, смеющийся, подражающий ей. Качающийся, как мартышка на брусьях, как она. Сидящий на плечах отца, хлопающий по его покрытой шрамами стриженой голове, твердящий: «Быстрее, быстрее!» – и Александр, не знавший младенца, или малыша, бежит быстрее, быстрее, стараясь забыть, что он был сыном Гарольда Баррингтона, и стать отцом Энтони Баррингтона. И Гарольд Баррингтон, говоривший юному Александру: «Мы едем в Советский Союз, потому что я хочу, чтобы он сделал тебя таким мужчиной, которым ты должен стать». И сделал. И Александр Баррингтон, говоривший юному Энтони: «Ты сам решаешь, каким человеком ты хочешь вырасти». И он решил. Грехи, шрамы, дела, стремления, сны о родителях – все это было у того мальчика на Бетель-Айленде, мальчика, который учился рыбачить, терпеливо ждать, когда появится доисторический осетр, и все теперь потеряно. Исчезло. «О боже, – думала Татьяна, – неужели это то самое, через что прошли мать с отцом, когда пропал Паша? Как мало я понимала тогда!» |