Книга Летний сад, страница 441 – Полина Саймонс

Они заснули там же, где сидели, и проснулись уже через два часа, когда солнце едва начало всходить. Утром в горах было холодно, ниже сорока градусов, прикинул Александр. Здесь, в зимних горах, было совсем не похоже на тропическую духоту. Деревня уже затихла. Мужчины исчезли, появились женщины. Десятки молодых женщин с детьми и старыми матерями вышли из хижин и пошли к укрытой туманом реке, чтобы постирать одежду, помыть посуду в мутном жалком потоке. Но где они готовили еду? Под землей? Возможно, исходящий оттуда дым просто смешивался с туманом, оставаясь незамеченным.

Понаблюдав какое-то время за этой буколической сценой, Рихтер и Александр мрачно посмотрели друг на друга.

– Итак, полковник Рихтер, вы собираетесь отправить туда «Томагавк»? – спросил Александр. – Сжечь всех этих женщин и детей?

Рихтер сплюнул на землю.

– Эти ублюдки прячутся за ними, – беспомощно произнес он. – А мы из-за этого умираем, и как раз поэтому они могут выиграть эту долбаную войну. Потому что плевать им на собственных женщин, а мы вроде как должны о них беспокоиться.

– Да, – кивнул Александр. – От Рима ждут большего.

Рихтер снова сплюнул. Никаких боевых вертолетов здесь быть не могло.

Пока женщины работали, караульные по периметру уже заснули в зарослях бамбука. В восемь утра маленькая смуглая женщина, вся в белом и с белой повязкой на глазу, вышла из своей хижины; она выглядела отдохнувшей. Бинокль Александра следил за ней, как прицел винтовки. Ее живот сильно выдавался, она плавной скользящей походкой прошла вдоль ряда хижин, мимо спящих стражей; теперь Александр рассмотрел, что именно она несла – чистые белые бинты. Исчезла она в самой дальней хижине. Он ждал. Двадцать минут спустя она снова появилась и теперь несла грязные перевязочные материалы.

Бинокль Александра застыл на мгновение при виде этих бинтов.

Потом Мун Лай помогала какой-то старухе дойти до уборной за хижиной. Возможно, то была ее мать, потому что девушка касалась ее нежно, а старая женщина поглаживала ее живот. После того Мун Лай принесла к ванне с водой двух младенцев. Маленький мальчик снова был рядом с ней. Все движение в деревне сосредоточилось возле темной непрозрачной реки. Становилось жарче.

Александр повернулся к Рихтеру.

– Прежде всего, – сказал он, – я не в состоянии мыслить ясно, пока не закурю. Затем, – продолжил он, – научные доказательства могут пока что быть недостаточными относительно целей этой девушки, но наше второе эмпирическое наблюдение сказало нам о ней немного больше. – Он помолчал, затягиваясь воображаемой сигаретой. – Первое, что Мун Лай делает утром – до заботы о матерях, детях, не умывшись сама, – направляется в ту дальнюю хижину. И двадцать минут спустя выходит оттуда с грязными бинтами.

– Может, там и не твой сын, майор Баррингтон, – сказал Элкинс, вроде как успокаивая. – Одноглазые северные шлюхи с восемью пальцами переменчивы. Это может быть другой раненый американец.

– Элкинс, черт побери! – прикрикнул Рихтер. – Вот уж не время шутить!

– А я и не шутил, сэр, – вяло возразил Элкинс.

Но Александр не мог этого выдержать. Его терзало зрелище молодой беременной женщины. Рассудок подводил его. Эта девушка своими действиями, движениями, нежным выражением лица – как бы ни трудно было его разглядеть с такого расстояния – напоминала ему Татьяну. Полуслепую, искалеченную вьетнамскую Татьяну. Где же Энтони? Неужели Александр во всем ошибался? Он устал и тревожился, да еще и мучился из-за отсутствия никотина. Он не знал, что и думать. А что бы подумала Таня?