Книга Татьяна и Александр, страница 229 – Полина Саймонс

– Луга, Таня? А как же Луга?

– В Луге была наша дача. Мы думали, что вернемся туда после войны, но так и не вернулись.

– Откуда ты меня знаешь? – спрашивает он. – Откуда ты знаешь, кто я такой?

– В каком смысле? – От взрывов ее тихого смеха вода в реке покрывается рябью. – Ты парень моей сестры.

– Как мы с тобой познакомились?

– Она нас познакомила. Она постоянно о тебе говорила. Наконец ты пришел на ужин.

– Когда?

– Не помню. Где-то в июле.

– А может быть, в июне? Двадцать второго июня? Ты познакомилась со мной в июне, да? Началась война, и мы с тобой встретились на автобусной остановке, помнишь?

– Двадцать второго июня? Конечно нет.

– Ты ела мороженое на скамейке?

– Да…

– Разве военный – я – не увидел тебя с той стороны улицы?

– Не было никакого военного, – твердо ответила она. – Улица была пустая. Я доела мороженое, подошел автобус, и я поехала на Невский проспект. Там я зашла в Елисеевский магазин, купила немного икры. Надолго ее не хватило. Это не помогло нам пережить зиму.

– Но где же был я? – вскрикивает он.

– Не знаю, – щебечет она, подпрыгивая на месте. – Я никого не видела.

Побледнев, он заглядывает ей в лицо, не замечая ни проблеска симпатии.

– Почему я не помог твоей сестре во время блокады? – с трудом выдавливает он из себя.

Понизив голос до взволнованного шепота, она говорит:

– Не знаю, правда ли это, Александр, но Дмитрий сказал нам, что ты сбежал! Сбежал в Америку… Один. Может это быть правдой? Ты всех бросил и сбежал? – Она смеется. – Это восхитительно. Америка! Ух ты! Даша, иди сюда. – Она поворачивается к Александру. – Мы с Дашей всю зиму проговорили о тебе. Даже лежа в постели в наше последнее утро, мы говорили: «представь, Александру, наверное, там тепло и сыто». Во время войны в Америке было отопление? А белый хлеб?

Александр падает на колени в снег.

– Таня, – горестно произносит он, поднимая на нее глаза. – Тата…

– Как ты меня назвал?

– Татьяша, моя жена. Таня, мать нашего единственного ребенка, ты помнишь наше Лазарево?

– Где это? – нахмурившись, спрашивает она. – Александр, ты так странно себя ведешь. О чем ты говоришь? Я не твоя жена. И не была ничьей женой. – Она издает короткий смешок и пожимает плечами. – Ребенок? Ты прекрасно знаешь, что у меня не было даже парня. – Она подмигивает. – Мне пришлось пережить это из-за моей сестры-ангела. Даша, иди сюда, посмотри, кого я нашла. Расскажи еще об этом твоем Александре. Какой он был?

Она убегает не оглядываясь. И вскоре ее смех замирает вдали.

Александр бросил топор, встал и пошел вперед.

Его поймали в лесу и вернули назад. Просидев две недели в лагерной тюрьме, Александр открыл замок на ножных кандалах шпилькой, которую носил в сапоге. Его заново заковали и отобрали сапоги. Он открыл замок на кандалах соломинкой, которую подобрал на цементном полу камеры. Его избили и подвесили вверх ногами на двадцать четыре часа. От этой нагрузки обе его лодыжки вывихнулись.

После этого его оставили на полу в камере, заковав руки у него над головой. Три раза в день приходил человек и засовывал хлеб ему в глотку.

Однажды Александр отвернул голову, отказавшись от хлеба. Он выпил воды.

На следующий день он снова отказался от хлеба.

Хлеб перестали приносить.

Однажды ночью он открыл глаза, он замерз и хотел пить. Он был грязный, и у него болело тело. Он не мог пошевелиться. Он попытался укрыться соломой, но это не помогло. Повернув голову влево, он уставился на темную стену. Потом повернул голову вправо и моргнул.