Книга Невестам положено плакать, страница 49 – Александра Довгулёва

Они вошли в конюшню, Борс достал топор.

— Что ты… — начала было Гленна, но осеклась.

Борс молча взял за поводья одну из лошадей, привязанных у поилки под навесом. Натянул кожаный ремешок, за который та и была привязана, разрезал его. Девушка не верила своим глазам.

Лошади должны были взбунтоваться, но Борс обвёл их долгим взглядом. Они пряли ушами, будто прислушивались к звукам знакомого голоса. Затем, он коснулся морды той, которую только что решился украсть. Он зашептал что-то на наречии, похожем на местное, но отличавшееся настолько, что Гленна не успевала различить смысла почти знакомых слов. На седле Гленна с ужасом увидела отметку Тибальда. Не рассёдланная лошадь принадлежала королевскому посланнику, который, должно быть, всё ещё говорил возле колокола.

Откуда-то Борс знал о произошедшем. Успел узнать новости, пока она стояла ни жива-ни мертва среди жужжащих мух? Отчего-то вновь решил её защищать?

Он помог взобраться ей на лошадь, закрепил её поклажу у седельной сумки. Борс действовал без спешки, словно лошадь принадлежала ему. Что если и правда принадлежала? Пришедшая в голову мысль вызвала в Гленне дикий ужас, хотя это не казалось правдоподобным и из-за того, что Борс перерубил привязь, и из-за того, что лошадь стояла осёдланной. Гленна зажмурилась и уже была готова наделать глупостей, к примеру скатиться на землю и нестись куда глаза глядят, но не успела. Борс запрыгнул в седло. Они двинулись.

— Смотри лошади в затылок, не верти головой, — велел Борс.

Гленна послушалась. Лошадь шла неторопливо, дорога до окраины показалась Гленне мучительной, бесконечной. Даже рокот волн такого близкого и любимого моря больше не приносил успокоения.

Стоило всадникам миновать частокол, которым было обнесено поселение, Борс ударил лошадь по бокам, кобылка сорвалась с места. Борс подгонял её.

Гленна не умела ездить верхом, но и лошадей не особо боялась. Она выросла среди людей, которые считали, что женщины в седле держаться вовсе необязательно, да и для крепости женского тела вредоносно. Краденая кобыла разгонялась. Гленна вцепилась в луку седла, уверенная, что в любой момент соскользнёт вниз, упадёт наземь и сломает шею. Борс же гнал так, будто за ними гналась вся королевская рать, а то и кто похуже. Девушка запоздало подумала, что несчастный Пурка не поспеет за ними. Она хотела предупредить охотника, но не сумела: ветер бил в лицо так сильно, что она чуть не задохнулась. Гленна зажмурилась. В какой-то момент ей показалось, что они и вовсе не скачут по земле, а взмыли в небо. Как наяву она увидела перо лебединого крыла, раскрывшегося то ли за спиной охотника, то ли у крупа взмыленной лошади. Конечно, никаких перьев не было, только свет полуденного солнца слепил глаза. Руки болели от напряжения, так же, как и спина. Капюшон давно слетел с её растрепавшихся волос. Материнское кольцо, к которому она настолько привыкла, что перестала замечать его присутствие на пальце, больно впилось в его основание.

Отчего-то, совсем не к месту в памяти всплыли слова больной матери, вызубренные наизусть пуще любой молитвы и казавшиеся теперь ложью. «Гленна, светлая моя девочка, это кольцо сотворила давно мудрая женщина, а может и сама фея Моргана, кто знает? В час страшной нужды брось его в бегущую воду и попроси помощи. Те, кто давно покинули этот мир услышат твой зов и откликнутся».