Книга Невестам положено плакать, страница 57 – Александра Довгулёва

— Так — то, — сказала отшельница, любуясь работой, — прелестные ножки. Ты-то ешь, а то застыла, точно каменная.

Гленна опомнилась. Голода она не чувствовала, но обижать девушку нежданно пришедшую ей на помощь, не хотела. Она зачерпнула пальцами содержимое горшочка. Жареное мясо выглядело вполне съедобным, пахло травами, которые, должно быть, пастушка нашла поблизости.

— Вольче, — сказала девушка таким тоном, что Гленну пробрала дрожь, — а то повадился пугать моих дружочков, прознал какой тропой они идут ко мне погостить. Вот и поплатился. Ты ешь, ешь.

Гленна с трудом заставила себя отправить мясо в рот. Оно оказлось жестким, но вкусным. Правда, безумица так пристально сматрела на неё, пока Гленна ела, что вкуса почти не ощущалось.

— Я тебе ниточку покажу! — сказала незнакомка детским тоном и вскчила с места, когда Гленна сумела проглотить ещё два кусочка угощения.

Пастушка и впрямь принесла катушку ниток. Козья шерсть считалась грубой, но нитка, что с гордостью протянула ей отшельница была тонкой и ровной.

— Сама сделала, — гордо сказала своей гостье девушка.

«Она совсем как ребёнок, — подумала Гленна, — ведёт себя так, будто с подружками под деревом сидит, да рубашка ещё мальчишеская.»

— Ты очень искусна, — сказала Гленна, не покриви душой.

* * *

Хромая девушка так и не сказала своего имени и не спросила его у Гленны. Она уснула ближе к полудню, сидя прямо на траве у плетёной стеночки хижины. Одна из коз устроилась у её ног, точно сторожевая собака. Гленна не стала будить пряху. Должно быть, она и впрямь редко виделась с людьми, а появление беглянки было сродни чуду. Сама безумица выглядела безмятежной в объятиях полуденной дрёмы.

«Точно как дитя, — подумала Гленна, глядя на неё».

Гленне и самой стоило бы поспать. Она даже устроилась на застланном соломой пяточке у полупустого дровяника. Тело радовалось отдыху, но сон не шёл. Воспоминания о ночном пробуждении мешали девушке, а страхи кружили вокруг горемычной головы, точно рой назойливых мух.

Что случилось с Борсом? Ищет ли он её? Если он ранен? Если он уже и вовсе не ходит по земле?

Мысли о нём заставляли нутро Гленны болезненно сжиматься. Не только потому, что при нём она чувствовала себя в безопасноти. Девушка признала, что привязалась к нему. Доброму, смелому, отчего-то преданному. Красивому.

Мысли о Борсе, о его возможной гибели сменялись образами из замка Тибальда. Вновь перед глазами стоял образ повешенного Дирка, растерянное выражение на лице лорда Хойта, пятна крови, которые Гленна отмывала с полы бархатного плаща. Следующим вспомнился жалобный визг Пурки. От этого воспоминание сердце сжималось не меньше, чем от прочих.

«Хватит, — решила Гленна, — так лишь промаюсь, а спать не смогу».

Она села, вытащила из волос пару хрустящих стеблей соломы, переплела косу. Гребешка у неё теперь не было, так же, как тёплого одеяла, но тугую косу заплести сумела. Она надела почти сухие туфли. Ноги Гленны теперь были обмотаны чистыми лоскутами, которые отдала ей козопаска.

Та мирно спала, обняв во сне прижавшуюся к её боку козу.

«Чудное, всё-таки, создание», — подумала в очередной раз Гленна.

Грубо сбитая поленница была почти пуста. Туда девушка складывала набранный впрок хворост, потому, что настоящих дров в ней не водилось. Гленна решила, что пополнить запас сучков да веточек — малая плата за то, что сделала для неё случайная встречная.