Книга Зельда Марш, страница 163 – Чарльз Гилман Норрис

– Вы слишком возбуждены и не сознаете, что творите.

– Нет, ничуть. Мое решение – результат размышлений многих лет, не только последних дней. Я была причиной несчастья всех, кто любил меня. Если я выйду за Тома, – будет несчастлив и он…

…Мой муж пришел ко мне за поддержкой – да, знаю, что вы хотите сказать, – ответила она, заметив движение на лице Джона, – он был необузданный, распущенный человек и был, может быть, достоин презрения. Но вчера… – лицо ее исказилось, – я ходила прощаться с ним в часовню. Его еще не успели положить в гроб… и он лежал на столе такой белый и тихий… Беспечный, любивший шутки и веселье, жизнерадостный Джордж, мой муж… Грешен он был относительно себя самого – и только! Да, он опустился, – что же из этого? Я знаю Джорджа, знаю, что ему нужна была я, чтобы взять себя в руки и подняться… А я не захотела. Я захлопнула дверцы кэба перед его носом – и он пошел в гостиницу и застрелился… Слишком поздно теперь… не помочь уж ему. Но другой, которому я нужна, еще жив – и он ждет моей помощи. Майкл может прожить много лет и снова стать счастливым, если я уеду с ним в Аризону, и буду заботиться о нем…

– Джон, – она заговорила с еще большей горячностью, – Джон, поймите, что я это делаю не для Майкла, а для себя. Мне надо примириться со своей душой. Не могу я оставаться актрисой на Бродвее, быть женой Тома Харни, переходить от одной огромной радости к другой – не могу! Меня до конца дней будет мучить сознание, что мой муж покончил с собой из-за того, что я оттолкнула его, и что другой, которому я нужна и который любит меня, умирает где-то от чахотки, возненавидев себя и жизнь, потому что я покинула его, бросила одного в болезни и нужде.

– Но он мог бы прожить столько же, будь он в хорошем санатории, – рискнул вставить Джон.

– Но я не могу продолжать играть на сцене, зная, что он будет один среди чужих равнодушных людей, а не в своем собственном уголке, созданном моими руками. Неужели вы этого не понимаете, Джон?

– Нет, не понимаю. Я вижу только одно: вы разрушаете свою карьеру, разбиваете жизнь Тома и мою, и Грэйс – и все оттого, что эти два тяжких удара один за другим вас потрясли, расстроили вам нервы и вы не в состоянии рассуждать здраво.

Она подошла к нему и нежно провела рукой по его волосам.

– Мне ужасно больно причинять столько горя всем вам, Джон, но что же делать? Я вижу и знаю то, что не видите вы: если я останусь здесь, хотя мне необходимо ехать, – то и я, и все вы будете вдесятеро несчастнее.

– Но погодите недельку, подумайте, ведь вы потом пожалеете!

– O, нет, не пожалею! А ехать надо поскорее. Во-первых, Майклу нельзя здесь оставаться. Во-вторых, я не могу встречаться с Томом. Будет легче для него, для меня, для всех, если я уеду завтра. Я возьму с собой только один чемодан… Миранда распродаст все лишние вещи и дошлет мне остальное. А вы скажете обо всем Тому после моего отъезда.

– Зельда, Зельда, вы слишком многого от меня требуете! Не могу я этого сделать…

– Вы должны доказать свою дружбу ко мне в такой критический момент. Кого же мне просить об этом, Джон?!

– Вы не знаете Тома! Он поедет за вами следующим же поездом.

– Он не будет знать, куда я уехала, да и вы должны удержать его. Я знаю Тома гораздо лучше, чем вы, Джон. Том поймет. Это на нем тяжело отразится, нанесет удар его надеждам и планам, но он поймет и… будет сочувствовать мне. А вот о миссис Харни мне и подумать страшно. Будущее Тома, его счастье – единственное, что ее интересует в этом мире. Боюсь, она не простит мне этого никогда.